Оззи Осборн: «Мне было очень страшно, большую часть времени»

Oззи Oсбoрн у сeбя дoмa. 1990-й гoд. Фoтo: instagram/ozzyosbourne

Ивaн — вoр

Мoй oтeц всeгдa гoвoрил, чтo в oдин прeкрaсный дeнь я буду дeлaть чтo-тo бoльшoe. «У мeня eсть прeдчувствиe нa твoй счeт, Джoн Oсбoрн, — гoвoрил мнe oн, oсушив нeскoлькo бутылoк пивa. — Ты или мы дeлaeм чтo-тo oсoбeннoe, или вы будeтe идти зa рeшeткoй».

И мoй стaрик был прaв. Пeрвый рaз, кoгдa я зaгудeл в тюрьму в нeпoлныx вoсeмнaдцaть. Oгрaблeниe — этo тo, чтo мeня скрутили. Или, кaк oтмeчaлoсь в журнaлe, «грaбeж имущeствa нa oбщую сумму в 25 фунтoв». В сeгoдняшниx дeньгax этo примeрнo три сoтни фунтoв. Чeстнo гoвoря, нe oгрaблeниe вeкa. Я вoрoвaл всякoe дeрьмo. Зaтeм вoзврaщaeтся и дeлaeт тo жe сaмoe снoвa и снoвa. Oдин рaз мeня привлeк мaгaзин oдeжды, Сaрa Клaрк, кoтoрый нaxoдился нeдaлeкo oт мoeгo дoмa в Aстoнe. Вo врeмя первого взлома, схватив несколько вешалок, я думал, что я буду ездить это барахло в пабе. Но забыл взять с собой фонарик, так как оказалось, что я спер детские нагрудники и ползунки. С таким же успехом можно пытаться ездить на собачье дерьмо. Так что я вернулся, и на этот раз стащил-24-дюймовый телик. Но он был слишком тяжелым, и нас! мы на груди, когда я перелезал обратно через забор для торговли. Около часа я не мог даже пошевелиться, просто лежал в канаве с крапивой и чувствовал себя полным идиотом.

Под наркотой я был, как Г-н Магу (комедийный персонаж, вечно попадающий в неловкие ситуации и неприятности. Герой многих мультипликационных фильмов и одноименный художественный фильм 1997 года производства. — «МК»), это да. В конце концов мне удалось сбросить телик, но его пришлось там и оставить. С третьей попытки мне удалось скачать некоторые рубашки. И даже пришла на ум отличная идея, чтобы носить перчатки, чтобы работать, как настоящий профессионал. Единственная проблема была в том, что у одной перчатки не было большого пальца, так что я оставил отличные следы по всему магазина. Через несколько дней, когда полицейские пришли ко мне домой, то обнаружил, и перчатки, и кучу мусора.

«Перчатки без пальцев? — сказал полицейский, застегивая на мне наручники. — До Эйнштейна, совсем немного не удалось, да?» Примерно через неделю состоялся суд, на котором мне влепили штраф в размере сорока килограммов. Это оказалось больше, чем я был во всей своей жизни. Я никак не мог их платить, если только не ограбить банк… Или не брать от отца. Но мой старик отказался помочь.

— Я честно заработать свои деньги, — сказал он. — Почему мы должны отдавать их тебе? Пусть это будет для тебя гребаным урок.

— Но, папа…

— Для вашего блага, сынок.

Разговор окончен. Судья осудил меня на три месяца в английской тюрьме «Уинсон Грин» за «неуплату штрафа». Честно говоря, когда я узнал, что сяду в тюрьму, то из-за страха, что что-то не положил в штаны. «Уинсон-Грин» была старая викторианскую тюрьму 1849 здания. Работали там отъявленные ублюдки. Даже основной запор инспектор страны позже признать, что Уинсон Грин жестокая, вонючая, беззаконная гребаная дыра из всех, виденных им ранее. Я умолял отца, чтобы заплатить штраф, но он настаивал на том, что пребывание в тюрьме, может быть, наконец, научи меня ум-разум.

Как и большинство подростков, которые совершили преступление, я просто хотел произвести впечатление на своих дружков. Думал, что круто быть плохим парнем, и пытался им быть. Но передумал, как только он получил в «Уинсон-Грин». В комнате: сердце у меня билось так громко и часто, что я решил, что оно выскочит из груди прямо на бетонный пол. Охранники вытряхнули все у меня из карманов, положить в маленький пластиковый пакет — кошелек, ключи, сиги — и хорошо смеялись над моими длинными мягкими каштановыми волосами.

«Ты понравишься парням в блоке H, — шепнул мне один из них. — Приятного душа, сладкий пирожочек». Я понятия не имел, что он имеет в виду. Но очень быстро понял. Если только ты не мечтал работать на заводе и упахиваться в ночную смену на сборочной линии, а затем и из юности в Астоне ждать, что ничего не было. Только рабочие на заводах. И жилого дома разваливались, в них даже не было на порядок. В Мидлендсе во время войны было много танков, грузовиков и самолетов, так и в Астоне во время «Блица» была направлена в промышленность. Когда я был маленький, на каждом углу были «стройки» — дома, которые немцы выравнивания, пытаясь бомбить оружейный завод Касл Бромвича. Много лет назад я думал, что это так называемые детские площадки.

Фото: instagram/ozzyosbourne

Сложное детство

Я родился в 1948 году и вырос в доме № 14 в середине улицы, Дома, дороги, по обе стороны которой стояли дома с террасами. Мой отец Джон Томас Осборн был слесарем-инструментальщиком и работал в ночные смены на заводе компании «General Electric» на Уиттон-лейн. Все называли его Джек — по каким-то причинам тогда так называли Джонов. Отец часто рассказывал о войне — в начале 1940-х работал в Глостершире, а немцы каждую ночь бомбили Ковентри, который находится на отметке в пятьдесят миль. Они бросили взрывчатых веществ и парашютные мины, и город горел тот огонек, что в случае отключения электричества отец мог читать газеты. В детстве я действительно не понимаю, какой это был ад. Представьте: люди идут в кровать и не знаю, достоит ли их дом все до рассвета…

Кстати, после войны жизнь была не намного легче. Когда отец утром возвращался домой из ночной смены, моя мама Лилиан пошла работать на завод «Лукас». Чертовски изнурительная рутина, и так день за днем. Но они никогда не жаловались.

Мама была католичкой, но не особенно религиозны. Никто из Осборнов не посещает церковь, — правда, какое-то время я ходил в воскресную школу при Церкви Англии, потому что больше не было что делать, а там бесплатно давали чай и печенье. Но мне это не сильно помогло в жизни — узнать утром, историй из Библии и нарисовать младенца Иисуса. Не думаю, что викарий был горд своим учеником.

Воскресенье для меня самый худший день недели. Я был ребенком, которому постоянно нужно развлекаться, а с развлечениями в Астоне было не густо. Только серое небо, кафе на углу каждой улицы и не совсем здоровые люди, которые, как и животные, наткнулся на сборочных линиях. Но работники свою гордость. Например, они выложены поддельные камни стены городского дома, чтобы они выглядели так, что это чертовски Виндзорский замок. Не достаточно просто рвов и подъемные мосты. Большинство домов были террасы, как наш, и каменная облицовка одного дома закончился именно там, где началась штукатурки на другом. Выглядело ужасно.

Я был четвертый ребенок в семье и первый мальчик. У меня есть три старшие сестры: Джин, Айрис и Джиллиан. Не понимаю, когда мои родители успевали этим заниматься, но я вскоре появилось еще два младших брата: Павел и Тони. Так, что в доме № 14 на Дом-дорога шести детей. Полный дурдом. Как я уже сказал, в те времена в домах не было туалетов, только на ночь ведро у кровати. Джине, как самой старшей, у него была отдельная спальня в пристройке позади дома. Все остальные жили в одной комнате, в то время как Джина не выросла и не вышла замуж. После этого колодец занимает Ирис.

Большую часть времени я старался не путаться у сестры под ногами. Они постоянно ссорились друг с другом, как это бывает у девушек, а я не хотел, чтобы под перекрестный огонь. Но Джина всегда старалась заботиться обо мне, она была как вторая мама. Мы до сих пор говорим по телефону каждое воскресенье, что бы ни случилось. Честно признаться, я не знаю, что бы я сделал без Джина, потому что он был очень нервным ребенком. Меня все время преследует страх неминуемой смерти. Я был уверен, что если наступать на трещины в асфальте по дороге домой, мать умрет. А когда отец спал днем, я начал беспокоиться, что он умер, и тыкал его промеж ребер, чтобы убедиться, что старик еще дышит. И, поверьте мне, — отец был таким чертовски несчастным. И такие ужасные мысли постоянно крутились у меня в голове.

Худшее воспоминание

Большую часть времени мне было очень страшно. Мое самое первое воспоминание — только о том, что мне было страшно. Это был 2. июня 1953 года: день коронации королевы Елизаветы. В это время отцу безумно любила, Аль Джолсон-американский актер и звезда шоу-бизнеса. Мой старик ходил по дому, пел его песни, читал наизусть комедийные реплики и при каждом удобном случае наряжался в его костюм.

Тогда Аль Джолсон был известен в основном своими пародиями на негров. Его конструкции с зачерненным под негра лицом были настолько неполиткорректными, что в наше время он бы за это огромное прилетело. Однажды отец попросил тетушку Виолетту шить нам пара черно-белых костюмов в стиле исполнителя негритянских песен, так что мы облачились в них, на время празднования коронации. Костюмы были потрясающие! Тетя Виолетта даже достала нам подходит белый, цилиндры и белые бабочки, и еще пару полосатых красно-белых тросточек.

Но, когда отец спустился вниз, с черным лицом, у меня на хрен снесло башню. Я кричал и плакал: «Что вы с ним сделали? Верните мой папа!» — и не затыкался, пока кто-то не объяснил, что папа просто намазался гуталином. Тогда я также попытался распространения этой штукой, но я снова взбесился. Я не хотел бы, чтобы мы этот вопрос, полагая, что останется навсегда.

— Нет! Нет! Нет! Не-е-е-е-е-е-е-е! — я кричал.

— Не будь трусишкой, Джон, — рявкнул отец.

— Нет! Нет! Нет! Не-е-е-е-е-е-е-е!

Потом мы замутили еще одну тему: встали, у стадиона «Астон Виллы» во время матча и взяли с поклонниками на полшиллинга, что «присмотреть» за их машиной. В это время все оставляли машины незапертыми, так что в течение матча мы забирались в них и безобразничали. Иногда пытались дополнительно заработать стирки этих машин. Это был отличный план, пока как-то раз мы решили для мойки автомобилей одного несчастного придурка проволочной щеткой. Когда мы закончили с машины слезла половина краски. После того, как увидел результат, чувак реально охренел.

Я не плохой парень, но очень нравится им быть. Я был обычным подростком, и я хотел, чтобы меня приняли, наконец, в один из уличных шаек. Я помню, у нас были крутые игры. Мы играли в войнушку, ребята с одной улицы против парней с другой, бросались друг в друга камнями, а вместо щитов у нас мусорные ведра, и мы, показанные в борьбе греков против римлян. Было весело, пока один молодой человек не попал камнем в лицо, и его не увезли в скорую помощь, потому что из его глазницы хлестала кровь. Еще мы мастерили бомбы из подручных материалов…

Ба-бах! Хе-хе-хе. Не все, что мы делали, было так же ловко, как и изготовление бомб, но почти все — так же опасно. Мы с Пэтом как-то построили землянку, вырыв его в твердые глины набережной, вставить туда окна и панели, а в крыше сделаны отверстия для дымохода. Неподалеку ржавые бочки из-под бензина, и мы спрыгивали с них на кусок старого рифленого металла, который служил идеальным плацдармом — бумс! — приземляясь прямо на крышу землянки. Так мы развлекались несколько недель, пока в один прекрасный день я попал в чертов дымоход и чуть не свернул себе шею.

Несколько секунд Пять, решил, что я отбросил коньки. Но лучше всего, на строительных площадках. Мы часами страдают на них глупости, что-то строили из щебня, что-то путать, жгли костры. И все время искали сокровище… у нас было безумное воображение. Вокруг было много заброшенных викторианских домов, где можно играть, потому что Aston потом только начинают снова возобновить. Они были великолепны, эти старые дома, в них вы можете сделать что-нибудь. Мы купили пару двухпенсовых сигареты, сидели в разбомбленных гостиной или других комнатах, бездельничали и курил. Наши любимые марки сигарет были Тропа и Парк Драйв. Сидит там, в грязи и пыли, дымишь папироской и в то же время вдыхаешь густой желтый бирмингемский мог.

Эх, было времечко. Школу, я не мог выдержать. Точнее — просто ненавидел. До сих пор помню первый день в начальной школе Принц Альберт Евро в Астоне: мне пришлось тащить туда, чтобы поймать, потому что я верещал и брыкался. Единственное, что я с нетерпением ждал звонка с уроков, в четыре часа. Я не знал, как следует читать и не получила хорошие оценки. В голове у меня ничего не задерживалось, и я не мог понять, почему мой мозг — бесполезный кусок долбаного хотят. Я смотрел на страницу в книге, но хорошо, что не было — а что было написано на китайском. Я чувствовал, что от меня ничего не происходит, как будто уже родился неудачником. Только тридцать с чем-то лет я узнал, что у меня дислексия и синдром дефицита внимания.