Панков, как отмечает

Фoтo: прeсс-службa тeaтрa

— Вoлoдя, ты дeйствитeльнo игрaть нa инструмeнтe aвстрaлийскиx aбoригeнoв — диджeриду? Oн, кaк извeстнo, испoлнитeлeй вгoняeт в трaнс…

— Я нaчaл с дeсяти лeт, кoгдa этo нe былo мoднo, a сeйчaс тoлькo лeнивый нe стучит нa бaрaбaнax и нe игрaeт нa диджeриду. В свoe врeмя мнe дaл eгo вo Фрaнции, и я нa нeм сдeлaл пaртитуру для спeктaкля «Eвгeний Oнeгин» в пoстaнoвкe мoeгo учитeля Oлeгa Львoвичa Кудряшoвa. Крoмe диджeриду, зaдeйствoвaл тaм всякиe рoжки, чaрaнгo (тaкжe oтличный инструмeнт). И блaгoдaря этoй рaбoтe пoнял, кaким oбрaзoм oни мoгут прeлoмлять фoльклoр. Xoтя глaвный для мeня инструмeнт — тeм нe мeнee, пaстуший рoг. Этo тo, из чeгo я нaчaл, кoгдa стaл eздить в фoльклoрныe экспeдиции.

«ДДТ», «RSS», дeд Eгoр

— Здeсь вoзникaeт интeрeсный вoпрoс: вaшa пeрвaя экспeдиция, кoтoрaя прoизoшлa в 12 лeт. Скaжи, кaк мoжнo пoнять гoрoдскoй мaльчик, кoтoрый рaспoлoжeн в дoпубeртaтнoм пeриoдe, o музыкe, o жизни?..

— Всe зaвисит oт интeрeсoв и в кaкoй кoмпaнии ты гдe-тo. Я пoлучил нa Eлeнe Aлeксeeвнe Краснопевцевой в фольклорный ансамбль «Веретенце» (это моя вторая мама), в предыдущую группу, где ребята были 16-17 лет. Когда он закончил фольклорная репетиция, они на всех народных инструментах играли «ДДТ», «Наутилус», Гребенщикова, и в этот момент их команда называется «не » Веретенце» и «RSS» — «Палка, Наматывающий Пряжа». И только тогда, когда я с ними, находится в первой экспедиции и видел, как они относятся к людям и как они их принимают, многое понял. Скажем, можно приехать в деревню, где вас никто не знает, как постучаться в любой дом, и тебе будет кровать. А в 14 лет я в основном один, пешком пол-Курской области обошел. Не, не с котомкой, а с кассетным магнитофоном «Соната-211».

— Куда смотрели твои родители? С ребенком в советском тылу ничего не произошло?

— Случилось: в прорубь зимой упал один раз. Решил сократить путь, но не знал, что там река — Псел позвонила. Падал много, но как-то сломал лед, вышел, а мне еще пять километров до деревни бежать мокрый, с рюкзаком и магнитофоном… Ну, он побежал по дороге — ни души, и вдруг на дороге — «Камаз», и он подхватывает меня, довозит до деда Егора. И мне там сразу самогонки наливают, положил на печку, и я понимаю, какой это кайф: плита, лунный свет… Как я уже непьющий, соответственно самогону иногда не хватает.

— Что для тебя слухи в фольклоре? Для него не существует таких отходов, как и на рок-концерты.

— Почему слово «фольклор» не встает нужную информацию, наоборот, она боится: сарафаны, кокошники, хор Пятницкого… Если рядом с вами сидят и поют, и ты, что где-то в этой вибрации, вы понимаете, как мало вы в Космосе, и лавина обрядовой музыки, как большие волны или бездну, завораживает. Фольклор — это люди, из которых два-три класса образования, но они дают тебе важные слова, и понять, как относиться к человеку. Не профессора, но некоторые важные люди знают.

Меня всегда потрясало — вот ты уезжаешь из деревни, а они вам говорят: «Не обижайся». Баба Даша (Дарья Ходосова Симеоновна), хранительница традиций. Она уже ушла из жизни, заключается в выходные, вставала — ввалившиеся щеки, но в этом случае — красивые, пронзительные глаза, и она мне, мальчишке, она сказала: «Володька, ты не бросай это». Именно это и другие, заложили во мне то, что я теперь думаю: терпимость, умение слушать. Я тоже шоу не смотрю — я слушаю. Даже когда наш театр разбогатеет и появятся мониторы, я отключить изображение и просто слушать.

Мне всегда деревенские научились уважать и стараться как можно меньше причинять боль людям, не нужно стыдиться своего друга, где вы живете или работаете… Вот какой есть, такой есть. Не в качестве туриста: мол, быдло — это они, а я другой породы. Выражение «эта страна», «эти люди»… — не мое, и я сейчас не о патриотизме говорю.

Фото: пресс-служба театра

В качестве приманки душу в тело Бога спрашивать

— На днях у тебя SounDrama произойдет дату — 15 лет. А помнишь, как все начиналось?

— Все началось с портативной студии звукозаписи. Я во Франции: с фольклористом Наташей Белозеровой мы сделали программу духовной музыки из фольклорных и обрядовых песен и выступали по соборам. А в конце тура приносят мне чек — я обалдел. Приезжаю в Париж, я иду в магазин профессиональной техники, и я вижу, восьмиканальную (!!!) цифровые портативные студии, но на нее не хватает (для этого проверить), 400-500 долларов. И тогда я продаю свою колесную лиру какой-то музыканту и купить портостудию. И с ней в Люблине, у меня в квартире, мы начали записывать музыку. Очень хорошие люди, жили в квартире на первом этаже: позвали и спросили: «Володя, вы сегодня работаете? Нас, в какой комнате спят?..»

— Есть же такие! Не то, что кандидат в президенты Ксения Собчак, которая в непарламентских выражениях возмущалась детьми своих соседей…

— Я был счастлив: очень порядочные люди. Но в один прекрасный день и они не выдержали, позвонили, когда мы всемером играли: «Вы когда-нибудь пробовали спать под звуки симфонического оркестра?!» Так возник «Пан-квартет», а потом — первое выступление за «Красную нить». И критики, не понимая, что мы проигнорировали нас. И только тогда, когда мы пошли за границу и там стали получать награды, для нас это привлекает внимание. Вот, скажи, как это — ты не пророк в своем отечестве? Почему нужно сделать закат через Запад, здесь ценится?..

— Это наша национальная черта. Лучше внеси ясность: многие люди, когда слышат имя SounDrama, думают, что это просто музыка в театре. В чем особенность этого района?

— Это не жанр — это способ существования. В SounDram’ы мы жонглируем жанрах — абсолютно все, и здесь вопрос в том, насколько у тебя достаточно вкуса. Звук очень много дверей открывается: только один звук может дать всей установки сцены. У каждого спектакля — свой звук: скажем, я прочитал пьесу «Старый дом» Алексея Казанцева — там без гитары никуда. А в «Кедах» — биты, лупы, сэмплы, синтезаторы, смешанного с такими переработанным звуком. Можно начать фантазировать, и уже на репетиции проверяешь — возникает или нет.

Отличный композитор Артем Ким как-то мы этой притчи: «Господь, Бог создал душу, но не знал, как заманить его в тело. И тогда Бог понял, как это сделать: он создал музыку, и душа его могла слушать только в организме. А когда душа входит в тело, он ее там запер. Так, что теперь она может слушать музыку.

Мы все же антенны, вибрируем. А театр… Я студентам провести аналогию с музыкальными инструментами. Посмотрите: вот дети — это театр, артисты — провода, и если недотянешь, то аккорд не удастся. Кобылка, которую он держит за ниточки, — монтировочный мастерская. И так на одном приборе вы можете создать образ театра.

— По какому принципу ты принял артистов в свой театр?

— Первое, что я смотрю — это человеческие качества. Только я смотрю в глаза. Но я заметил, что люди начали чистить глаза, страх смотреть, даже мои студенты. А я им говорю: «Не бойтесь». Я им завидую, потому что они имеют то, чего не было у меня: у них есть свое место, где можно потренироваться.

— Никогда не ошибаетесь? В конце концов, лицедеи — большие мастера на обман.

— Так, и много раз. Но музыканты еще хитрее, лицедеев, потому что музыкант всегда хочет куда-то быстро бежать на подработку. Почему важно, чтобы твои музыканты, потому что в SaundDram’е они еще и артисты. И вот что интересно — музыкант в нашем театре становится интереснее: по-разному интонирует на инструменте, в противном случае излагает мысль. Наша виолончелистка Оля Демина, когда он пришел, играет только ноты, а сейчас является одной из самых востребованных в различных проектах: с ходу импровизирует, с ходу слышит гармонию…

Фото: пресс-служба театра

О рамках и канатоходцах

— Традиции, канатоходцы жизнь… А жизнь реальна и даже до неузнаваемости изменилась, изменились ценности. Как это, по вашему мнению, повлияли на театр?

— Основные ценности не изменились, но скромность идет: старые артисты, которые сейчас уходят, они были очень скромные люди, и поняли, где эта граница.

— Что вы имеете в виду?

— Pr: каждый человек должен сделать что-то провокационное, чтобы его заметили и начали говорить. Вы помните оскароносный фильм «Бердмен»? Там дочь говорит отцу: «Если вас нет в Facebook, ты никто».

— Но вы не в facebook, и в целом информационное поле, и вы (все удивляются) — две вещи несовместные.

— Я не кокетничаю: я не знаю этих механизмов или попытаться их не знают.

— А твои ученики, плавающий свободно в Интернете, не считают тебя отсталым профессор?..

— А я бы запретил студентам со мной общаться через Instagram, потому что я чувствую, что это становится манипуляцией. Появляется такая «печалька»: мол, нет денег, чтобы платить за образование, а я уже думаю, куда бежать, где занимать, чтобы помочь… Они же знают, что я это вижу. Если вы хотите поговорить со мной, давайте глаза в глаза. В большей степени социальных сетей превратился в дискуссию не по делу, а также позиции, и могу сказать, что меня много раз выручало, что я не знаю, что пишет на FB.

Вы знаете, я понимаю, FB и социальных сетей, но тем не менее я считаю, что театр — это как чемодан, который открывается, а там — сказка, некоторые отдельный мир.

— Сказка или правда жизни?

— Сказки, потому что это и правда жизни. В нем — метафора, образ; она в другое измерение, где он хочет упасть.

— Как-то не очень смыкаются, особенно сейчас, два понятия: театр, как красивая шкатулочка и уродливая жизнь, где падают самолеты, гибнут люди в Сирии, за решеткой — режиссер, продюсер, чья вина не доказана, а все выглядит, как на важный процесс… Для тебя это как?

— Для меня все это общается невербально. Все, что ты описал, это конкретные темпоритмы, энергетика, и вопрос — сколько ты ее впускаешь в себя и, насколько это тебе нужно в момент постановки драмы. В каждом нашем спектакле есть социальный слой. Даже у Гоголя в «Вечерах» он присутствует, но речь идет о второй или даже третий план.

Я не знаю тебе ответить на этот вопрос, мне достаточно того, что я знаю. Может быть, это попытка уйти в другой мир, где будет хорошо, интересно. Но понимаю: жизнь есть жизнь, театр, театр. И здесь мне помогает мера — «в середине». Мои учителя напомнил мне слово. Хотя мы, как театр, и в нем возможно все, но человек должен если не ограничивать себя, окне положить обязан.

— Почему рамки? Особенно художнику?

— Потому что в коробке есть преодоление. Другое мнение на твою идею — тоже окно, и она вас уравновешивает, чтобы не потерять равновесие. Если не будешь знать слова «мера» и ходить по канату, то падает.

— Артист — канатоходец?

— Можно и так сказать, но по мне каждый человек — канатоходец.

— А что, поиск, риск, смелость, который рано или поздно, вдруг стрелять невероятным результатом? Художник может все?..

— Нет, не все. Я могу сказать, где граница этого «всего» и где заканчивается, если вы художник или нет. Граница очень проста: если это «все» ты можешь сделать со своими детьми или родителями — пожалуйста, сделайте это. Но для меня это так: нужно, чтобы артист на сцене — он мой ребенок, и этот предел я не должен оказывать. У тебя есть путь — иди ищи. Но есть воспитание и что поставить родителям в прошлом, — там все есть, до тебя много было, поэтому там должно быть все время, чтобы обратить внимание.

Я вот когда в самолете в журнале, читая интервью одного известного человека, обязательно смотрю: говорит ли он о своем учителе? Для меня это сразу характеризует его. Тогда ниточка не прерывается, эти отношения не должны быть потеряны. Понятно, что со временем мы можем быть, что вы хотите — дерзкий, смелый, но за этой дерзостью важно, чтобы ниточка тебя держит, а ты не улетал.

«Дети — это театр, артисты — провода, и если недотянешь, то аккорд не будет работать». Фото: пресс-служба театра

Возвращение в точку ноль

— Твои ученики — люди XXI века, полностью знакомы с реалиями XX. Чем они вас удивить?

— Я принес им пьесы «mcdonald’s», я думаю: ну только для них — сарказм, юмор, шаржи… Но они читают, и я понимаю: не входит, а через некоторое время я им принесла пьеса Казанцева «Старый дом». Читают — и она была отменена, было все. Вероятно, в нас так сильно, что советский ДНК, что даже через поколения прорастает.

— Ты в «советском ДНК» вкладываешь плюс или минус?

— Вот скажи, стоял памятник — снесли: это хорошо или плохо?

— Несмотря на кому.

— Не так: ты поставил? Тогда нужно снести сталинские высотки, которые сейчас великолепный внешний вид. Это часть истории, это не может быть удален, снизить. Не нужно поклоняться, но вы должны понимать, что есть хорошо или плохо. Это как в любви: мы целовались или не целовались? Не помню, что ли?..

— А если твой дед был убит из-за политики Ленина и Сталина? Может, у тебя все живое, а ты так настроен?

— Почему? Прадеда раскулачили и отправили в Вятку в лагерь. И там родилась моя бабушка, потом — мама. Помнить надо, и не быть злопамятным. Может, уже давайте простить и идти дальше? Когда-нибудь наступит точка ноль, когда все, простить и начать с нуля. Начните со стариков и детей. Театр подождет. Начните с ними — и, может быть, тогда что-то изменится.

Здесь была гостиница «Россия» снесли, это правильно: сразу же открыл церкви Зарядья. Я, по крайней мере, теперь могут за ним пойти. Ты меня Достоевскому тянуть или в Библии — «зуб за зуб»? Можно простить смерть ребенка? Можно простить школу в Беслане? Нет, никогда! Здесь можно только Богу понравится: как ты сделал то, что разрешено?..

«Вы знаете, что мне не нравится? В настоящее время в обществе и в театральном сообществе — сплит: да, театр — дело личного и ревнивое (должен быть момент конкурс), но сейчас это обострено невероятно. Вот режиссер Юрий Быков снял фильм, но почему-то стал публично извиняться за свою работу. А почему он должен извиняться? Кто-то не пожал руку — вы в своем уме?! Или были выборы президента, ты — для кого?! А я ненавижу выбирать между друзьями — друг, с одним и с другим, но они, оказывается, разные позиции: художественные, политические…, Почему я должен выбрать? Театр — это как один большой стол, где все могут поместиться. Почему локти, держать?..

— Но, может быть, это вообще свойство людей, театр — присвоить себе право быть истиной в последней инстанции и объявить себя самым прогрессивным, современным?

— Это утопия. Я не думаю, что Петр Наумович Фоменко так думал и Олег Львович Кудряшов мыслил такими категориями. Люди, которые так думают, что мы не интересны, а сразу. Если вы пуп земли, и остаются им — почему эти другие люди? Почему тебе нужны артисты, художники, композиторы, если ты — это -? Это не мой путь. Мер, состояние — в этом моя позиция. Если нет равновесия, не будет музыки.

— Так вот, о музыке: что будет на юбилее, и вообще, зачем ждать?

— Хотел бы я, что все музыканты, которые остались, собрались у нас на Соколе. Когда я начал практиковать, даже и не думая, из чего будет состоять этот вечер, — я понял, о том, что он: должен успеть при жизни сказать всем спасибо — тем, кто это создал. Да, по ряду причин мы сейчас вместе работаем, но нужно помнить, и сказать: «Саша Гусев — ты это сделал. Сережа Родюков, Володя Нелинов, Володя Кудрявцев, Оля Демина — я благодарен всем за». И так — все. Все может быть: это Миша Угаров вдруг пошел, это как предупреждение для нас. Я в театре DOC парней, сказал: «Спешите, милые! Не суетитесь, и в спешке. Немного времени». Это только кажется, что его до фига, что живет и будет жить вечно…

В конце концов, я помню, что я учил старый, живет и каждый день поздороваться со всеми: «Прости». И вдруг, если мы больше не увидимся, потому что пожалеем, что не хватает времени. У нас столько соблазнов и обид, гордынь… Это театр, как раз и учит, как очистить свою гордость.