Фoтo: Aндрeй Суxинин
Eлeнa Грeминa нaписaлa эту дрaму, — вeрoятнo, пoслeдний в свoeй кoрoткoй жизни — нa oснoвe исслeдoвaний, прoвeдeнныx рoссийскими и нeмeцкими aктeрaми. В тeчeниe гoдa oни сoбирaли дoкумeнтaльныe мaтeриaлы o лeнингрaдскoй блoкaдe, встрeчaлись с тeми, ктo eгo пeрeжил, пoшeл квaртир, записал интервью, изучали материалы, хранящиеся в российских и немецких архивах. В общей сложности расследование 67 документальных свидетельств о 871 дне блокады.
Поставил спектакль Греминой немецкий режиссер Эберхард Келер. Сценография и костюмы — руководитель Театр Поколений Данилы Корогодского, который продолжает дело отца, легендарного худрука Ленинградского ТЮЗа Зиновия Корогодского, основавшего этот театр в 1991 году. Команда международного радио: музыку написал швейцарский композитор Саймон Хо, а кроме российских актеров — Елены Поляковой, Светланы Смирновой, Степана Бекетова и Алексея Чуева — в спектакле участвует Сюзанна Хосс из Германии.
Показ в Театре.doc было важно, чтобы его создатель. Данила Корогодский говорит, что первую пьесу Елены Греминой, где-то в Ленинградском ТЮЗе поставил его отец, и Лена всегда об этом помнила. И то, что она принимала участие в проекте «67/871», навсегда останется в памяти его автора. Эберхард Келер назвал «67/871″ построено-тест. Он пытался решить в соответствии восприятии событий, который называется » военные преступления в России и Германии.
Душное и тесное пространство Театра.doc в котором коллектив доживает последние дни (перед — еще перемещение), тоже является испытанием для зрителей. Чувствуете себя загнанным в клетку. А все начинается с того, что зрители подходят к столу и писать съедобными чернилами на тонких вафельных листах, похожих на бумагу, слова о том, что они считают, что это недопустимо и во время войны. Затем едят сладкие листья. На сцене — только веревки, рассыпанный по полу рис, камни, которые актеры нюхают, как хлеб, и с грохотом бросают под ноги, так что каждый раз становится страшно.
Актеры приходят в белых одеждах, напоминающих то ли тюремные робы, что ли больничную униформу. Каждый из героев имеет свою историю в отношении блокады, близкими. В основном все говорят о еде, которая не существует. Когда человек голоден, он ни о чем другом не могу думать.
Герои сообщают эту страшную правду, которая долгие годы замалчивалась. Как в блокадном городе процветал каннибализм и неизвестный мужчина готов съесть подростком, и родители допускали мысль о том, что их крошечная дочка нежна, как… цыпленок. Для начала суп из кошки, чтобы спасти мальчика, а он ее искал и не мог прийти в себя, узнав правду лет спустя. Как они ели землю, пропитанную сахаром из разгромленных Бадаевских складов…
Но, когда один из персонажей поставить фразу о том, «что еще вам страшненького говорить о блокаде», становится себе. Факты — ужасающие, но многие знакомые, новые знания не добавил, не заставляют сопереживать. В спектакле нет никакой боли, потому что актерам было не в состоянии пропустить через себя: они отдельно, просто трансляторы информации. Разве что Сюзанна Хосс, выступающей от лица летчика, бомбящего с неба русские города, приводит в чувство зрителя другие ужасную правду. От немецкого режиссера — это смертельный номер, смелый шаг, до сих пор и доказательство того, что чувство вины неизбывно. Почему это нет у многих других, хотя загубленные жизни должны быть в тот же тяжелый камень висит на шее…
Перед началом зрителям раздали текст письма, написанного неким Джордж 29. сентября 1941 года, на 11-й день начала блокады, сестре и шурину. Он указывает, как бросает бомбы на Россию, и рассчитывает на скорое завершение операции. Их бомбы ни разу не ударил мимо цели. «Сегодня вечером полетим в Ленинград два раза, так, что город будет закончен… Когда Ленинград будет падать, мы едем в Москву». Он призывает русский народ», полуразрушенным и грубым». «Я не хочу думать о том, что будет с вами и в Германии, если бы к власти пришли большевики, как и было задумано. Если бы русские были бы немного человечнее, не так бесконечно по-скотски упрямый, война бы уже закончилась», — пишет он родным.
На каждом экземпляре письма приклеено зерно, а зрителям предлагает дать ему имя любимого человека. Затем сотрудник театра будет собрать их в грузовик игрушку. И пошел этот автомобиль через горы риса, рассыпанного на сцене, как и на льду ладожского озера. Появляются еще некоторые признаки кукольного жизни в духе Резо Габриадзе, о которых, возможно, Эберхард Келер ничего не знает. Камни снова попасть на сцену, наконец, вбив прошлое в наше сознание.