Фoтo из aрxивa Влaдимирa Сoлoвьeвa
Стрaннo, дaжe нe вeрю, чтo oн нe был сoврeмeнникoм Oктября, Грaждaнскoй вoйны. Чтo нe был знaкoм с Мaякoвским (рoдился чeрeз двa гoдa пoслe eгo сaмoубийствa), нe сoрeвнoвaлся с ним в мнoгoчислeнныx турнирax пoэтoв, стoль пoпулярнoгo в 20-e.
Начали печатать еще при Сталине, в газете «Советский спорт» и жутко то себе не нравится. Но о «37. и другие годы», сказал, что все, написав, «Наследники Сталина». Да, уже после XX съезда, который стал для его взлета. И он говорил с этим сообщением тех, кто остался с «жутчайшей век», затаился, никуда не исчезла. Для тех, кто еще надеялся, жаждал мести. Но оказалось, что Евтушенко избили прямо через полвека, прямо в наше время. Поэт в России больше, чем поэт.
Первый аншлаги — у памятника Маяковского, Политехнический, Дворцы спорта, на стадионы… И его «Бабий яр», и «Танки идут по Праге…», и «Братская ГЭС».
Да, он является сбалансированным. Да, был противоречив. И непротиворечив, кто? После ввода советских войск в Чехословакию, действительно его хотел повесить — от стыда. Вообще, как он сказал, что все песни из него, чтобы получить любой из испепеляющей любви, от восторга, или от стыда. Прежде всего для себя.
В своих стихах он был сложнее, чем в жизни. Вместо того, заложен, есть такая шкала до конца не выраженных чувств, такое буйство эмоциональных красок, многослойность мысли нам и не снилось. Стихи взял Евтушенко на небывалую высоту, тем самым господствовать над людьми. Если в СССР к нему относились трудно — от восторженности до полного человеческого неприятия — и мир ему рукоплескал. Множество людей в своей любимой Латинской Америке (не только в кастровской Кубе, но далее, далее, далее…), в Нью-Йорке, Париже, Лондоне…, что так хотел увидеть первый поэт в России.
Не первый? «Нас мало, нас может быть четверо…» — это Андрей Вознесенский о себе, Белла, Роберте и Евтушенко. Они думали, что являются равноценными.
Но Бродский… «Если Евтушенко против государства, то я за». Такую личную неприязнь испытывал… Почему? Для чего? Что им делить, небожителям. Один советский, другой, несоветский — это многое объясняет? Сам Евгений Алексеевич на себя, сказал, что никогда не был советским человеком.
Да, с диссидентами он испортил отношения, полностью. Что, не пошел до конца, как они, я оставил место для отступления. Заступался за многих «узников совести» — не для всех. Был выездным и очень успешным. Его обвиняли в связях с КГБ (в частности, Бродский), но так ничего и не доказано.
Сам Евтушенко сравнил с великим хоккеистом и футболисты Всеволодом Бобровым. Когда он уже был на сходе, в течение многих лет, стоял только в «синей линии», абсолютно не принимая участия в защите своих ворот. Он стоял и ждал паса. Но, как только он получил, делал чудеса, обводил кандидат для противника и забивал. Да, экономил силы, чтобы совершить подвиг.
Может быть, он был человеком позы. Я видел, как на 70-летие пришли к нему телекорреспонденты. Камера, мотор… Он так эффектно отставил ногу, положив мизансцену от самого себя, и рассуждал, рассуждал… Смотрел на себя как будто со стороны или где-то на вершине…
Ну и что? Кто точнее, ярче, трагичнее его поэтически выразил на смерть Высоцкого? Кто может писать такие интимные поэзии, что просто дух захватывало? «Со мною вот что происходит, а не она ко мне приходит, и руки на плечи кладет, и у тебя меня крадет…»
Все, что стало песнями и непеснями, это «сережка ольховая… а сдуешь ее, все будет в мире не так…» или «хотят ли русские войны?», подняли сейчас на щит кремлевской пропаганды… Так и идет от частного к общему и наоборот, и не мог, не хотел остановиться.
В перестройку стал активным, народный адвокат, выступал за отмену vip-залы в аэропортах, а затем, сразу после развала Союза, уехал в Америку преподавать. Это и была его линии жизни, идет как линия жизни всей страны.
Родину не забыл, возвращаясь к здесь регулярно, давал вечера, концерты. Только одну фразу: «Идут белые снеги…» ему можно поставить памятник.
После ампутации ноги, что он стал еще сильнее духом, жил, работал, вопреки слабости, судьбой. Сразу говорил, любое значительное событие в стране. Полностью бросил пафос, позу. Он был благодарен всем, создал многотомную антологию русской поэзии. Публично покаялся перед Бродским, перед миром. До конца сохранила ясность ума и светлую память.
И умер. Непобедимым.