— Aрмeн, зa бoлee чeм тридцaтилeтнюю истoрию, кoтoрую сoздaли aрмию, стрaнный гeрoй, a нa пoслeднeм aльбoмe «Люди-нeвидимки» прeвзoшли сaми сeбя: здeсь фaнтaсмaгoрия дoвeдeнa дo прeдeлa. O чeм этa пaнeль для вaс личнo?
— Кoгдa я пoсмoтрeл нa нee изнутри, тo пoнял: у мeня былa музыкaльнaя книгa, aвтoбиoгрaфия, пoкaзaннaя чeрeз истoрию гeрoeв, с кoтoрыми я oбщaлся, и чьи phantom пoсeщaют мeня дo сиx пoр. Я нe внутри учaсткa, кaк и Дaнтe, прoвeсти слушaтeлeй «путeшeствиe» — нe тoлькo в кругax aдa, круги свoeй жизни, свoeгo взглядa нa мир. Этo ужe нe прoстo пoртрeтнaя гaлeрeя, этo путeшeствиe чeрeз врeмя и прoстрaнствo.
— В oтличиe oт мнoгиx рoссийскиx рoк-испoлнитeлeй, кoтoрыe в пeсняx рeaгируют нa внeшниe рaздрaжитeли, oбщeствeннo-пoлитичeскиe сoбытия, всeгдa сoздaвaли в твoрчeствo свoeй сoбствeннoй рeaльнoсти. Зa счeт чeгo удaлoсь сoxрaнить свoю пaлку и дaльшe, нeсмoтря ни нa чтo, гнуть свoю линию?
— Вeрoятнo, пoтoму, что в какой-то момент мы стали жить достаточно кроме. Рок-братство и романтические отношения внутри него просуществовали, в самом деле, только до начала 90-х: были некоторые сборные концерты в разных городах, я все еще помню, как Борис Гребенщиков состава совместного турне музыкантов в поддержку Александра Чернецкому, это очень духовная, правильная действий. А то все истории превратилась в электронной коммерции, стали появляться какие-то мелкие профсоюзы, «магазин» из серии «Карабас-Барабас и его воробушки», где нам это не хотелось иметь ничего общего. Ну мы немного отошли в сторону и начали развивать силу.
— Русская рок-культура-это, по вашему мнению, — продолжение западных или совершенно оригинальное явление?
— Не может расти дерево без корней, ну, и, конечно, она сначала опиралась на западную музыкальную культуру, но развитие в этом направлении не получила. То, есть свои причины. Во-первых, в России нет хорошей школы менеджмента, и ни один из российских продюсеров не мог поднять неизвестной рок-группы до больших высот. Во-вторых, проблема в том, что исполнительский уровень наших команд не дотягивает даже до среднего уровня, на котором играют европейские художники. Это в значительной степени связано с образованием. Однажды я пришел в Стэнфорд, и я увидел большое здание на территории Университета. Оказалось, это музыкальная школа: там очень большое внимание уделяется музыкальному образованию, и приходят учиться, студенты практически сразу начинают играть в оркестре. Мне кажется, это очень правильная история, потому что ребята быстро были вовлечены в этот процесс. У нас такая практика не распространена, обучение проходит только индивидуально, в конечном счете, по-настоящему сильные группы не появляются. Да, и хороших певцов очень мало, в основном только мелодекламаторы и крикуны.
— На кого из музыкантов вы сосредоточены на самом начале? Что вас вдохновляло?
— В начале мне было очень трудно петь на русском. Я вырос на зарубежном роке. Мои любимые группы: Black Sabbath, и мы с командой» Атмосферное давление» играли музыку в их стиле. Затем концерты стали запрещать. После того, как в течение года у нас не было ни одного выступления, я понимал, что нужно как-то двигаться дальше. Вдохновили песни Майк Науменко и Юрия Морозова, я пригласил ребят, чтобы начать работать камерную музыку. Майк тогда очень сильно повлиял на меня своей лирикой, своей истории, не нуждавшимися в поэзии как таковой. Тем не менее, мои коллеги меня не поддержали, и я начал искать уже новую команду близких по духу людей. Мне очень понравилась первая небольшие концерты, вся эта культура квартирников, конечно, был уникален и развивается, только у нас. Сейчас она существует исключительно как антиквариат, и в некотором смысле ей не хватает, потому что в таком виде нет рампы, возникает близость с аудиторией, можно, конечно, общаться с аудиторией, что не означает, что на большом концерте.
— Что за странная дата отмечается сейчас — 33 и 1/3?
— Это один из скорости по программе, и нынешний возраст «Крематория». Все совпало, и мы решили организовать два концерта с посторонних программ – «The g-OLD» из хитов, и «Три источника» — такая философская история. А в целом, говоря о возрасте, я абсолютно счастливый человек – до сих пор кажется, что мне 25. И я рад, что мне удалось сохранить сентиментальный, наивный взгляд на мир. Возможно, из-за того, что мои родители жили в любви, у меня не было каких-то серьезных детских травм. Это очень сильно на меня повлияло. Я помню, когда мой папа был 48 лет, я прочитал книгу Скотта Фицджеральда «Последний магнат», и я был удивлен, что главный герой был ровесником отца, увидеть его совершенно иначе. А теперь ко мне подходят мои дети и говорят: «Мы не считаем, что, когда тебе будет 60». У меня почему то нет чувство утекающего времени, иногда только кажется, что это должно закончиться, как таковой, и человечество пришло к определенному тупику, но это не связано с течением собственной жизни.
— Мне кажется, что вы стали более открытым: я помню, в прошлом интервью, вы были в темных очках, в своей фирменной черной шляпе – как, и выйти на сцену, и теперь не скрывают глаза…
— Это правда. Однажды у меня произошла очень интересная встреча. У нас был концерт в Америке, и когда мы пришли в клуб, продюсер пришел ко мне с человеком, и представила меня, как «rock star from Russia». Мы долго говорили с этим человеком, он был общительным, улыбчивым, и только тогда я понял, что это был Johnny cash – я просто не узнал его. И я подумал: «о, Боже мой! Сколько мы идиоты, которые надувают щеки, когда на самом деле нужно просто оставаться собой». В те дни, когда я постоянно носил черные очки и шляпы, я думал, что должен защищать от мира, а потом понял, что будет, как Джонни кэш, — оставаться в жизни нормальный человек. Сцена – это другое, здесь уже возникает образ, создает некоторые иллюзии: выходя на площадку, я сказочник, король своих музыкальных штаты, где мои герои – это моя армия. И я бы, если бы я лежал на смертном одре, Эльзы, Таня и все герои моих песен, они пришли попрощаться со мной.
— Они преследуют вас в реальной жизни?
— Иногда появляются. Недавно на концерте ко мне за кулисами подошла девушка и сказала: «вы знаете, я та самая «маленькая девочка». Я ответил: «Не может быть! А как звали вашу маму? Ваш папа?» Оказалось, что это действительно она. Мы дружили с его родителями. Ее отец был очень талантливым человеком, он учился на журфаке, а потом пошел на войну в Афганистан и вернулся оттуда наркозависимым, абсолютно сломленным. В конце концов его убили в квартире. Мама этой девочки тоже умерла, и она осталась круглой сиротой. Я, конечно, не ожидал, что после стольких лет встретить ее. Персонажи из прошлого, уже, в основном, иллюзорны.
— Жизнь вас свела и один реальный персонаж, который, возможно, лучше было бы мифическое: вы учились в одном классе с будущим серийным маньяком Сергеем Головкиным. Он показал, в детстве какие-либо признаки неадекватности?
— Действительно, мы проучились вместе с 1 по 10 класс. Единственный признаки «неадекватности» лежит в том, что он никогда не сбегал с уроков, чтобы играть в футбол, а не ходить с нами, не встречался с девушками. Я был очень удивлен, когда нашел старую фотографию с нашего школьного концерта, где он стоял рядом со сценой и слушал – я не помню, чтобы он приходил на наши спектакли. Узнав позже о всей его жестокостью, я была в шоке. Вся эта история началась после того, как Сергея сильно избили. В прокуратуре мне также сказали, что повлияло на психику и образование: после школы пошел в Тимирязевскую академию на факультет, учится осеменение крупного рогатого скота. Эта история, конечно, стала настолько жуткой иллюстрация того, что в тихом омуте черти находятся.
— Давайте все же вернемся к музыке. Сегодня любая идея, любой способ гораздо проще реализовать из-за новых технических возможностей. Прогресс помогает артистам развиваться или препятствовать?
— У меня в телефоне есть министудия, и сегодня мы можем записывать музыку вместе, даже если живут в разных городах, а на разных континентах. Раньше это казалось нереальным. Если команда считается группа XXI века, конечно, необходимо принять новые технологии, научиться использовать их. Другое дело, что сегодня каждый может записать альбом у себя дома на компьютере, и, вероятно, отговорить молодых музыкантов, не прошел тот путь, который прошли мы. Цифра в том, что на современной сцене не появится ничего, что можно было бы назвать явлением. Мне кажется, что много парней сейчас не хватает любви к музыке, которая у нас, в нашей юности. Я помню, как меня позвали на какие-то смешные пьянки с красивыми девушками, а мне было иногда интереснее остаться дома и посидеть поработать над песней. Сегодня творчество разъедается торговли, и тогда мы даже не планировали, что мы будем зарабатывать концертами деньги, совершенно не думали о другом. Это «небесный» история…
— А может ли сегодня появиться новый герой?
— Мне кажется, в какой-то момент произошел взрыв, и теперь все ходят и собирают куски. Есть философский термин – «культурный маятник». Удивительно, что когда у нас в стране была тирания, диктатура, через все это прорывалась очень сильная поэзия, кино, музыка, была очень сильная театральная школа. При том же Сталине. Затем, с приходом так называемой «свободы» все куда-то исчезли, осталась любого зерна.
Фото: Подарок Осени
— Как связана реальность с тем миром, который вы создали в песнях? Вы найдете вдохновение в нем, или только в себе?
— Безусловно, и в нем тоже. Важно, созерцательность, так что я много путешествую. Когда вы созерцаете прекрасный мир, то, что рождается внутри. Главное, не ограничивать себя в некоторых рамках, в том числе и коммерческие. Если сидит и думает: «а не написать ли мне хиток?», ничего не происходит. Вы должны быть абсолютно свободны. Кроме того, необходимо постоянно создавать новые сверхзадачи, я пытаюсь делать то, что ты сделал раньше. С каждым годом все труднее не наступать на свои же собственные грабли, не заниматься плагиатом с самого себя, но важно, что до сих пор не топтаться на месте – как автор, как личность. Даже если не удается сделать шаг вперед, нужно по крайней мере сделать шаг в сторону. Говоря о вдохновении, конечно, не случится, что ты поднялся на вершину Килиманджаро и сразу же придумал песню, но теперь что-то написать, сидя в Москве за бутылкой водки, это невозможно.
— А раньше было возможно?
— Нет. Раньше был немного другой мир. Если мы иногда думаем о времени, то, как правило, напоминают воздушный шар. Он, конечно, находится на нашем столе, но употребление алкогольных напитков никогда не было целью. Вместо того, чтобы это было фоном, потому что другие формы общения не было. Тогда, в частности, не было места, где можно идти по интересам — всего несколько кабаков, где мы находимся, и знакомство с людьми, которые открывали нам новый мир. Этих людей было очень много. В какой-то момент все резко изменилось. Большой проблемой стало отсутствие личности, таким образом, появился альбом «Люди-невидимки». То, что сегодня все общение перенеслось в интернет, – очень плохо. Мы остановились поговорить. Вы знакомитесь с человеком в Сети, он становится вашим «другом», но его не видите. Он человек-невидимка. В какой-то момент вы понимаете, что неясно, откуда он пришел. Это просто совершенно не нужный фейк. Их становится все больше. Мы уже потеряли возможность посмотреть друг другу в глаза.
— Что у вас есть в настоящее время установки?
— Пока я не вижу смысла записывать новые концептуальные работы, я думаю, что мы выпустим сингл. Что касается человеческих ценностей, мы пришли к тому, что нужно окружать себя только порядочными, не злобными людьми, которые не воткнут тебе нож в спину, то есть то, что формируется вокруг группы, то окружение, которое живет в наших представлениями о порядочности и морали. Мы сразу прекратить отношения с теми, кто нас воспринимается как дойная корова, в состоянии уважать профессионализм, понять особенности творческого процесса. В последний раз мы столкнулись с такой ситуацией на «Вторжение».
— А что случилось?
— Мы уже пять лет не выступали на этом фестивале, потому что в последний раз организаторы без нашего разрешения, выданные в эфир запись, на которой было половина инструментов, хотя мы подписали соглашение, в котором пункт для утверждения съемки с нашим звукорежиссером. Мы долгое время не общались, но, прежде прошлогоднем фестивале мне позвонила программный директор Рогожникова и пригласил нас играть на опен-эйре, пообещав, что в этот раз все будет хорошо. Я согласился, наткнулся на интересную программу, назвал театр «Высокие братья», чтобы шоу было более ярким и интересным, но потом странные вещи. Мы узнали о дате выступления в только две недели. Затем, уже ближе к делу, попросил организовать нам небольшой саундчек, а актеров – подготовить ваш маршрут и сориентироваться на площадке. Что нам сказали «ок», но в итоге никакого саундчека не было. Кроме того, нас выдернули на сцену около получаса до назначенного времени, когда для подключения и настройки всего за десять минут. Более того, он-лайн прослушивание помех и отвратительным скрежетом. Когда я начал обсуждать, что случилось с верхней дамочкой, она не только не извинилась, но также был заблокирован «Людей-невидимок» на своем радио, и уменьшить общий вращение «Крематория». От этого пострадали только слушатели этой радиостанции. Это удивительная ситуация, так что, конечно, мы больше не хотим иметь никакого дела с такими людьми, которые на подлость.
— Вы говорили о сверхзадачах. Какую планку вы ставите перед собой сегодня?
— Я понимаю, что как человек, я должен развиваться в разных измерениях: перед человеком всегда открываются новые двери, главное, не бояться в них попасть. Для меня это важно, чтобы достичь чего-то серьезного в архитектуре. Когда я написал свой первый дом, и показал друзьям-архитекторам, они помогли мне профессиональный рисунок. В конце концов, этот дом был построен, то и появился приказ, а затем еще один, и вместе с коллегами я открыл небольшое конструкторское бюро. Сегодня уже занимается не только строительство, но и ландшафтный дизайн, дизайн интерьера. В какой-то момент я убегаю от женщины по имени «музыка» на любовнице по имени «архитектура». Это состояние мне очень нравится. Это позволяет сохранить любовь к тому, что вы делаете, не превращается в серийного ремесленника.