фoтo: Влaдимир Чистякoв
«Убили Кирoвa, убить Стaлинa»
— Aлeксaндр Нaумoвич, вы нa сaмoм дeлe Рaбинoвич?
— Дa. Я нa сaмoм дeлe Митт, этo мoя нoрмaльнaя пaспoртнaя фaмилия, нo oтeц был Рaбинoвич, мaмa — Кaплaн.
— Eсть ли у вaс любимый aнeкдoт прo Рaбинoвичa?
— В кaкoй-тo стeпeни этo и былa причинa тoгo, чтo я взял сeбe фaмилию Митт. Я нaчaл свoю твoрчeскую жизнь в «Крoкoдилe», рисoвaл. Нo рисунoк мнe дaл мaлo, в oснoвнoм я придумывaл для мaстeрoв. И кoгдa oн ужe пoлучил вoзмoжнoсть пeчaтaться, тaм был тaкoй Нaриньяни, мeстoимeниe, oстрoумный, тoлкoвый чeлoвeк. Пoзвoнил мнe: «Слушaй, будeшь пeчaтaться в «Крoкoдилe», нo фaмилия зaмeни, пoтoму чтo Рaбинoвич, кaк кoмик — этo ужe aнeкдoт». A кoгдa я нaчaл снимaть фильмы, тo этo oкaзaлoсь нeoбxoдимoсти: с oднoй стoрoны, я ужe был с никoм Митт, нo дeньги пoлучил, кaк Рaбинoвич. Пoтрeбoвaлoсь чтo-тo oстaнoвить.
— Твoи рoдитeли были прaвoвeрными кoммунистaми…
— O-o, бoльшe, чeм прaвoвeрными. У мeня вся сeмья пoстрeлянa, чтo угoднo. Крoмe oтцa. Мaмa пoлучилa 10 лeт ни зa чтo ни прo чтo, тo вeрнулся сo «здoрoвым» румянцeм, жизнь быстро ее доконала. Отец сбежал ожидаемого расстрела в 37-м году, потому что был хорошим специалистом. Он в Америке провела годичную стажировку на заводах «Ford» — вернулся, как специалист по металлопокрытиям. Тогда каждый директор завода вынужден был подписать список съемок, но Лихачева, директор моего отца, было право двигаться на следующий список ценных специалистов, и он отца, передвигал из списка в список 19 раз.
«Вызов, откройте дверь» (1965).
— Вы сказали, что мама дала 10 лет ни за что. Вы позже узнаете, для чего?
— Да, не позже, а сразу же узнали. Она красивая женщина была в это время, даже на обложках, ее печатали с рукой в воздухе вперед, с портфелем в другой руке, в пальто. На него стал активно приставать местный энкавэдэшник, а она вместо того, чтобы его оттолкнуть, обругать, пошла жаловаться на него, в ячейки парткома. И он ей отомстил. Сразу же появились две женщины, которые «слышали своими ушами», как она сказала: «Убили Кирова, убить Сталина». И забрали. Я помню, что мне было 3 года: большое общежитие, сидят эти две женщины и плачут: «А что мы могли сделать, он сказал, что нас обратно в деревню отошлет». А в деревне все от голода помирали.
…Мама отсидела 10 лет, но трагедия в том, что она получила 101-го километра, то есть, в нашей семье он жить не может, жил в Тульской области, имеют большой сестры отца, которая тоже отсидела 5 лет и заведовала больницей. Там мы к ней шли.
— Когда умер Сталин, что было 20 лет назад. Вы помните свое состояние тогда?
— Вокруг все плакали, но я в это время уже знал… у меня есть компания, которая мне открыла глаза. Кроме того, компания, в основном состоящая из девочек, мальчики сидели. Кто Сталин я знал, но я хорошо помню это дикий конгломерат народов, когда люди давили друг друга, я это видел своими глазами. Мы с братом шмыгнули в подъезд, эта запись стала нас выдавливать, но мы добрались до крыши, на ней перешли в сад… Да, живет бог умер, и все мысли: как мы теперь будем?
— Вас можно назвать шестидесятником?
— Ну, кто я еще. Хочет писать, а сестры мне говорят: нет, ты должен получить приглашение придурка в лагере, что-то вести. Они всегда имели в виду, чтобы поставить вас. И я стал архитектором-градостроителем. А когда Сталин умер, посадки пошли на убыль, и я вошел в ВГИК, но только с желанием укрепить руку и вернуться в свой любимый «Крокодил». «Крокодил» — это была мечта моей жизни.
«Гори, гори, моя звезда» (1970).
«Саша, ну вы же не будете приглашать на главную роль Олега Табакова?»
— В «Июльском дожде» Хуциева вы играли самого себя?
— Ничего я не играю, я не люблю появляться в кадре. Меня Хуциев уговорил, он вообще такой цепкий. «Пять дней, пять дней», сказал он. «Не могу, — отвечаю, — меня в Париж пригласили». «Тем не менее, показать, как это работает». Заманил меня в павильон, я что-то отговорил поспешно, и через два дня Хуциев мне: «Ты утвержден». И вместо пяти дней он снимал уже два года.
— Но, кажется, что и вы, и Кончаловский, и Тарковский играл только себя. Разве вы не были так Вадиком-всезнайкой?
— Я прочитал много книг, и было впечатление, что я знаю больше, чем окружающие. Совершенно неправильное впечатление, все они были безграмотными.
— Я думаю, что растворяются в кино?
— Это просто чудо! Я пришел в кино в 1956 году, и нас хватали студия, заманивали к себе. Ранее это было невозможно. Здорово, ребята, еще 10-15 лет не могли ничего записывать, Михаил Абрамович Швейцер 12 лет ходил в ассистентах. И там сразу же была нужна для молодых. Я в хорошую компанию попал: Андрей Тарковский, Вася Шукшин… И вот мы с Лешей Салтыковым взяли одну картинку на двоих — «мой Друг Колька», начали стрелять. Салтыков — талантливейший парень с трагической судьбой, только спился тогда, и может стать очень большой фильм.
— Помните, как шестидесятников насилие в конце перестройки за их романтизм, веру в социализм с человеческим лицом?
— Но мне в фильме «Друг мой Колька» все показали. Есть эпизод исключения из пионеров. Мы выстраивали это как модель поведения, когда человек сократили в должности, сняли с работы, вынимают из партии и посадят в тюрьму. Тогда это производило ошеломляющее впечатление, а теперь — ну, хорошо, не больше… За это время был ярким и мужественный образ.
— А потом растворяются стали охватывать, пришел Брежнев. Но, кажется, на своих фильмах не влияет?
— Только что получил отличный сценарий, «Гори, гори, моя звезда» — про молодых художников. Но я так и не понял, как это делать, мы же были, как мыши в лабиринте: ты знал, как добраться до цели, но так, чтобы хвост не отрезать. И вот вчера вечером я мечтал о том, чтобы необходимо сделать три главных героя, три персонажа, которые могут дружить, враждовать…
— Табаков, Ефремов, Леонов.
— Да! Я сценарий Думского и Фрида был такой арт-хаусный, сюжетной истории не было, и я с огромным трудом уговорил их, чтобы сделать какие-либо изменения.
«Сказ о том, как царь Петр арапа женил» (1976).
— А знаете ли вы, кто обиделся на этот фильм? В конце концов, Искремаса должен был играть Ролан Быков.
— Меня спасло только то, что советские танки вошли в Чехословакию. Я то же на Ролана с детства молился, мы один круг идут в Доме пионеров, он был гений, и я последний человек в очереди. И так я назвал Быкова главную роль, сказал: «вы Знаете, это будет такой реквием по Мейерхольду, но смешно». Он ничего не сказал, но, когда он начал играть, буквально с первого дня был такой глубокомысленный, трагичны. Я ему: «Роланд, что ты делаешь, нужно совсем другое». «Отстань, — отвечает, — реквием должен быть резко». И стал пыжиться, как муравей, который тащил огромного размера гусениц. А это вообще за пределами моих намерений. То Роланд в одной телепередаче сказал о себе: «Я больше никогда к нему не подойду больше, он делает только то, что он хочет.» Я понял, что рисунок катится в пропасть, и в тот момент, после событий в Праге пришел запрет из Москвы: изображение закрыть. О, я думал, Бог спас! А вы знаете, что он закрыт? За искажение, так мне сказали. «Ну как я мог исказить то, что я написал?» — «Вы написали в качестве сценариста, — парировало хозяин, — а это неправильно, как режиссер». «Хорошо, — ответил я, — может, то, актеров поменяем?» «Саша, ну вы же не будете приглашать на главную роль Олега Табакова?» — заговорщицки зашептал цензор. «О! — воскликнул я. — Это ваше предложение!» А Олег все согласился. И мы запустились с Табаковым. На Олегу, то слишком придирались, вырезать его реплики, а затем сказал: «Давайте его убьем». Тогда в советских фильмах герой не трудно убить, почти невозможно, но я согласился.
— В фильме «Как царь Петр арапа женил» легко утвердили на главную роль Высоцкого?
— Нет проблем. Он не был антисоветчиком, посмотрите, как военные песни. У него душа болит за страну. Но начальство на него настороженно применять из-за своих выступлений, почти что были готовы сжать.
— А на съемочной площадке это было?
— Идеально подходит. Ему и режиссер был не нужен. Актеру же, всегда нужен контакт, и то, что работает лучше, а Высоцкий лучше работал один. Не, Володя, и с партнером, работал отлично, но какой профессионал! Он всегда был готов. Вы знаете, я для него был всего лишь директор, один из многих друзей, а вот с женой они по-настоящему дружили. Она стала его доверенным лицом, он ей печалился, спросил совета. И никогда никому это не выдают свои секреты.
— Вы свою жену, отказывается?
— Ну, отбил — громко сказал, она делала, что хотела. Это вообще человек.
— А как вы ее взяли?
— Я взял его так, что это был самый неухоженный из всех людей, которые его окружают.
— Она вас пожалела?
— Да, хотя я в начале не понимаю. Она сказала: «это он дурак, я могу поставить на ноги». А вокруг него были люди, гораздо умнее. В 60-е в Доме архитектора назвали красотой год, так что мне это не яркие огни полностью. Но это была идея, чтобы вытащить кого-то из этой неухоженности. Она выбрала меня, и слава богу.
«Экипаж» (1979).
«Ковер-самолет, и фонтан в виде масла»
— Фильм «Экипаж» состоит из двух частей: во-первых, это просто жизнь, то это катастрофа. Такая ваша «Война и мир». Что для вас важнее, какая часть?
— Мы пришли к этому совсем по-другому, ни одна катастрофа в начале не было ни у меня, ни у Думского s Freedom (авторы сценария «Экипажа». — Ред.) больше. Идея была такая — что бы многожанровый фильм, то это звучит очень свежо. И каждый актер своего жанра. Герой Георгия Степановича Жженова «уходят» на пенсию, и жизнь заканчивается полностью; из-за Лени Филатова романтическая комедия; второй пилот фарс. Три неудачника, а когда приходит сказка, то в ней, собираются в команду, и появляется коллективный герой — ковер-самолет и дракон в форме нефти, которая, непонятно почему с неба спускаются. Это была идея — три неудачи в реальности, и подвиг в истории. Пришел министр гражданской авиации (они нам оказывали помощь) увидеть рабочий материал. Смотрит: идет самолет по аэродрому, а вокруг — с одной стороны площадь, с другой — горы. Ну это бред! Он повернулся: «Это за хренотень!» Он по-другому сказал. И все на меня смотрят. Но он был умным человеком, он спросил: «Это что у вас, фея?» «Да, да, история» — закивали мы. И с этого момента история была легализована. Но когда картина вышла на экран, история никого не интересовала, все хотели посмотреть западный фильм-катастрофа. Их фильмы мы не купили, только взяли на рассмотрение, быстро скопировать для начальства и отсылали назад. Западники это просекли и перестали посылать нам такой фильм. Так что я не видел ни одного их фильма в этом жанре.
— Так вы первопроходец.
— У меня есть много фотографий, в некотором роде, во-первых, это стимулирует. А «Экипаж» продано в 92 страны.
— Простите, но в советские времена, вы заработали что-то с этой огромной продажу?
— Нет, я жил только на зарплату женщины. Его книги издавались продал 3 млн в год, а это стабильный доход. Так что я мог позволить себе снять картину, а затем написать сценарий, — что его закроют, а мы не сидим без хлеба. Дома у нас собиралась большая компания, в вечернее время, после спектакля все шли, сидели, говорили, ели-пили… На это денег хватает. Но я также получил немного больше, чем обычно, и мы на эти деньги купили квартиру.
— Есть ли у вас какие-либо слабости? Вот у меня есть слабость — путешествия, а во всем остальном можно ограничить. А у вас?
— Я очень люблю современную живопись, может быть, это единственное место, где я что-нибудь понимаю. Экспрессионистов люблю, абстрактное искусство, я иду в музеи.
— Фотографии получили?
— Нет, на это у меня нет денег.
— После распада СССР вы уехали в Германию, там преподавали и вдруг они вернулись, тряхнули всем, что было, и сделали отличный сериал «Граница. Таежный роман».
— Нет, это вовсе не вдруг. У меня было три периода. Первый — советский, когда мы работали, не думали о деньгах, два раза в месяц просовывали голову в руки…
— 5-го и 20-го, что, что.
— …Что-то получить, и это пытались жить. Затем в период после распада Советского Союза — распад. В это время я как раз случайно оказался в Голливуде, сделал образ для английский продюсер, был номинирован на «Золотой глобус». Не получил его, но он получил работу. Год там проторчал проект, который и дальше не пошел. В Москве работы не было, и я пошел преподавать в Германию, там, в Гамбурге была хорошая школа. Но дома он очень тосковал. А как только в сша снова стал стрелять, я вернулся и упал в сериальный мир. Только на самом деле мы снимали не сериал, а кинороман.
«Граница. Таежный роман» (2000).
— И как вам Рената Литвинова там? Что это за актриса?
— Очень интересная актриса, это была одна из ее первых ролей. Это даже не хотели сказать, говорили, что она элитарная, как он будет там играть? Но она прекрасна! Единственное, что она делает только то, что хочет и может. Я обычно много повторений не пытаться стрелять, а потом Ренате сказать: «да, Надо так, так и так». Она: «Хорошо». Но делает по-своему. Следующий дабл — снова по-своему. Я это понял и оставил его в покое. Но у нее огромный потенциал актеров, кто до сих пор еще не выбрал. Там удача была с ним, с Лешей Гуськовым, который также в первый раз снялся в сложнохарактерной роли.
— А ваша картина «Шагал — Малевич»?.. Они сами сказали, что я люблю живопись. Но скажите, как вы оцениваете этот фильм сейчас?
— Не произошло… Невозможно подключиться, Шагала и Малевича с идеей массового проката.
— Но там в главной роли дочь от вашего спонсора.
— Не просто спонсора, а человека, который полностью профинансировал всю картину.
— И в том, что ваш компромисс, может быть?
— Нет, он хорошо играл.
— Это требование спонсоров?
— Да. Они хорошо профинансировали картину. Я без конца слышу истории о том, как кто-то остановился, что дает деньги, кто-то кончились деньги, а здесь все было прилично, нормально. В общем, мы вместе работали.
— Но, послушайте, это даже не запрос, а требование: снимите мою дочь. Извините, но вы здесь в чем-то были вынуждены изменить себя?
— У меня не было выбора. Они не настаивали, чтобы это была главная роль, но я хотел из нее вытащить что-то подобное, так что в течение картинки роль сложилась. Главным проколом было то, что я хорошо, но не так, чтобы актер взял на себя роль Шагала.
— Получается, что новое время приносит свои компромиссы. После этих условий вам не хотел бы вернуться в свое советское прошлое, где вы снимали «Друг мой Колька», «Гори, гори, моя звезда», «Экипаж» — свои лучшие фильмы, и при этом цензуры, которую все равно вам удалось повторить?
— Нет, еще свобода важнее. Хотя я и тогда, в советское время, пытался быть свободным.
— Вы политически грамотный человек? Не хотите ли, например, осудить политику России в Украине, в Сирии?
— Абсолютно нет. Меня вообще политика не интересует, у меня других проблем много. Я вот две книги, которые я пишу, не допишу.
— Довольны ли вы?
— Нет, я очень много не нравится. Но жизнь мне это большой подарок — 85 лет, а я живой и без особых болезней нету, тьфу-тьфу-тьфу. Как говорит моя жена: «Если у вас сегодня болит одно, завтра другое, а послезавтра третье — ты здоров. Но если у вас есть три дней болит одно и то же — четвертый день обдумать». Она совсем к врачам не идет, но это уже 90, и она полна идей! Но, что уж там политика в этом возрасте…