фoтo: Из личнoгo aрxивa
Eвгeний Eвтушeнкo и Миxaил Мoргулис.
«Инoгдa мнe кaжeтся, чтo Джeк всe eщe с нaми, — скaзaл Мaйкл Мoргулис. — Мaрия рaсскaзывaeт, чтo ee всe врeмя xoчeтся крикнуть нa втoрoй этaж дoмa, в кoтoрoм oни жили: «Джeк, гдe ты?» A я лoвлю сeбя нa мысли, чтo всe eщe жду eгo звoнкa: «Джeк, тaк чтo, кoгдa пoeдeтe в Мoскву, мoжeт, и я сoбeрусь с вaми?» A тeлeфoн мoлчaл.
Русский пoэт и прoтeстaнтский свящeнник, — чтo иx связывaлo?
Вeрoятнo, нe случaйнo, чтo мы встрeтились нa пaсxaльную нeдeлю. Писaтeль, филoсoф, пaстoр Мaйкл Мoргулис прибыл из Aмeрики нa пoxoрoны свoeгo другa Eвгeния Eвтушeнкo. Вмeстo этoгo, oни прoстились eщe тaм, в унивeрситeтe гoрoдa Тaлсы, Oклaxoмa, гдe пoэт прoвeл пoслeдниe нeскoлькo лeт, нo этo былo фoрмaльнoe прoщaниe, xoлoднo и прaвo, нaпитaннoe крaсивыми слoвaми.
В Рoссии всe сoвсeм пo-другoму — нaвзрыд. Мaйкл — Мaйкл, кaк этo дeлaeт пo тeлeфoну, в вeстибюль oтeля спустился в стрoгoй чeрнoй рубaшкe. Срaвнивaя иx oбщиe фoтoгрaфии, я oбнaружилa, чтo 84-лeтний Eвтушeнкo дo пoслeднeгo был oдeт кaк стилягa из 60-x, яркo и прaздничнo. Oсoбeннo пиджaки.
«Дa, Жeня всeгдa нaзывaл пиджaчникoм, a мeня рубaшeчникoм, — улыбaeтся мoй сoбeсeдник. — В сaмoм дeлe, я люблю яркиe цвeтa, и рубaшки у мeня eсть штук стo, только теперь траур».
— Давайте уточним детали, что. Это в Америке, чтобы не смешивать, люди иногда бывают такими дотошными… В университет Талсы, я прибыл на гражданскую панихиду. С Евтушенко попрощался, его студенты, преподаватели, коллеги-преподаватели… Я тоже говорил несколько слов, обращаясь портрет Жени на экране, потому что самого гроба на церемонии не было. А утром мы с его женой Машей, она мне предложила, чтобы только никто не узнал, направился в похоронное бюро смотреть на мертвого Женю, лично поздороваться с ним. Без журналистов и других посетителей: я, Мария, сыновья. Я разговаривал с ним. Мария стояла рядом. Я начал читать «Отче наш» и 22-й псалом: «Если я пойду и долиною смертной тени, Не убоюсь зла,/Потому что Ты со мной;/Твой жезл и твой посох/Они успокаивают меня…» И на этих словах Женя вдруг… вздохнул. Грудь его поднялась и опустилась. Мне показалось, что у меня галлюцинации, но Мария сказала, что и она это видела и слышала. Так мы поняли, что душа Жени, судя по всему, ждет несколько слов эскорт от нас, чтобы стать свободным и отлететь в небеса.
— Евтушенко был верен?
— Без сомнения. Но как считать, кто верующий или нет? Сахар называется, я атеист, а жил по законам христианин, такой же был и Евтушенко, он всегда вел себя по самым высоким моральным стандартам. Он не перестал любить людей. Никогда… Это в нем было главное, я думаю.
— Как вы познакомились?
— Это было лет 25 назад, на Шаболовке, на телевидении. Я тогда пошел программа «Возвращение к Богу», первая христианская программа в СССР. В это трудно сейчас поверить, но программу смотрели около 70 миллионов человек. Когда я пошел в Москве, то меня часто останавливали совершенно незнакомые люди, все они хотели говорить о вере и о Боге. И вот я поднимаюсь по лестнице в телевизионных студиях, а Евтушенко спускается вниз. «О! — он сказал мне, ясно обучения. — Ты так популярным в настоящее время, Майкл Моргулис». «Это популярность, — ответил я ему. — Вот вас, Евгений Алексеевич, каждая собака в России знает». Ему, очевидно, любовь сердце мои слова, потому что он наклонился ко мне и почти на ухо прошептал: «Старайтесь, чтобы вас часто критикуют. В нашей стране чем больше ругают, тем больше славы». Это было начало 90-h.
— А что тогда?
— Через некоторое время, вдруг позвонил и сказал, что как-то стала часто думать обо мне. Он признался, что прочитал мое эссе, публикации и из-за этого лицемерия, что происходит вокруг них, они ему понравились. Так, у нас есть все и мы. Я чувствовал, что я это показал на меня доверия, об этом говорили и дети, и его красивая жена Мария, что после разговора со мной он, как бы светлел душой. Пожалуйста, писать только о том, так что не думайте, что я хвастаюсь.
— Вас можно назвать его исповедником, духовником? Извините за такой личный вопрос, но наши политики от православной церкви обязательно обратить внимание на тот факт, что русский поэт Евгений Евтушенко общался с протестантским священником.
— Я думаю, что это совсем не важно. Прежде всего я был его друг. Да, у меня есть духовный акт — пастух, имеет свою часовню во Флориде, где я живу, туда приходят люди с личной молитвой. То, что важно, люди разных религий и национальностей. Других я не пускаю, если вижу, что человек внутри зло. Иногда случаются и чудеса. Например, несколько лет назад пришел внук Исаака Бабеля, Андрей, тоже мой отличный друг, у него обнаружили серьезную болезнь, за две недели до операции он обратился за помощью, и я сказал ему, что, прежде чем молиться, нужно верить — иначе не помогает. Мы молились несколько дней, и контрольный снимок показал значительно улучшение, операция была отменена.
— Вы сказали, что только в начале 90-х, в свои первые приезды в Москву, мы часто спорили с Раисой Горбачевой.
— Это Раиса Максимовна со мной спорила. Она сказала, что выглядит моя программа, они ей нравятся, но не во всем со мной согласны. Это серьезный ученый, доктор философии. Я объяснил ей, что Бог прежде всего любовь, но первая леди СССР категорически отрицала. Так мы и разошлись, не примирившись. Звонок от Ирины Михайловны, их Под Сергеевичем дочери, пришел в 1999 году, когда Раиса Максимовна умирает от лейкемии в клинике германии. Ирина передала просьбу матери. Она была уже без сознания. «Мама просила, чтобы он помолился о ней». Я только что вернулся с Кавказа, едва живая, но он опустился на колени рядом с кроватью и заснул, только когда он чувствовал, что Раиса Максимовна в ближайшее время будет идти в тишине и в мире. Много позже я встретился с Президентом, и он сказал мне: «Майкл, (так меня предпочитал называть), одна вещь меня интересует: где теперь…»
— И?
— Я сказал ему, что душа его в хорошем месте, потому что он это заслужил.
— Скажите, а Евтушенко был в вашей часовне?
— Он был там со своей женой Марией. У меня есть фотографии, где он с большой грустью и, к счастью, учитывая, иллюстрации, Библия, иконы, которые висят у меня. Я погладил его по голове. Я очень любил его по голове и гладит. Как ребенок. Я попытался объяснить ему, как я думаю, я, что наибольший наша исповедь перед Богом — это наша жизнь. Важно то, что мы делаем, а не то, что мы говорим. Он знал, что я часто по ночам работаю, и, когда ему тоже не спалось, позвонил. «Миша, ничего, что я вас потревожу?» «Нет, Женечка», — он всегда был очень мягкий. В одном из последних наших с ним разговоров, и это растиражировали после его смерти американские и российские средства массовой информации, писавшие о Евтушенко, он сказал, что очень хотел бы между Америкой и Россией восстановились доверительные отношения.
фото: Наталья Мущинкина
Майкл Моргулис на похоронах поэта.
— Но это камень преткновения между нами — Украина…
— Да, он это знал, я говорил ему, что на Площади в Киеве, и на донбассе тоже, именно оттуда я принес историю убийства медсестры из Макеевки Людмилы Прохоровой. Она никому не делала зла, она просто возвращалась домой, когда ее внаглую выстрел из принятия прошлом джип, потому что происходит беззаконие и война: «Кусками схоронена я/Я — Прохорова Людмила./Из трех автоматов струя/Меня рассекла, разломила…» Шел концерт в Зале Чайковского, бывшем театре Мейерхольда, я сидел рядом с Борисом Гребенщиковым, и тот, помню, спросил меня, кто я. Я ответил, что абсолютно не важно, кто мы на этой земле, не важно, где мы будем на небе. Вышел Женя и начал читать это стихотворение, и вдруг остановился, посмотрел в моем направлении и сказал: «Действие этого произведения мне подарил священник и писатель Михаил Моргулис. Он должен быть здесь». И плакала в номер: «Миша, где ты?» Я должен был встать. На что Гребенщиков с улыбкой заметил: «ну, видите, все тайное становится явным».
— Но я Евтушенко на донбассе, потому что не было. Он знал о том, что там происходит, только из ваших слов?
— Он болен него. Одна из его книг называется: «Можно все еще спасти». Она о любви между двумя людьми, о том, как легко его потерять, но если посмотреть глубже, то это о том, что происходит сейчас со всеми нами: «Безразличие не мсти,/Нас уничтожить злоба./Еще можно спасти,/Если они живы оба». Я постоянно повторял ему: «Джек, вы не должны пойти далеко, потому что после вас останется пустота». Он обещал, что будет оставаться так долго, как может. Последние несколько лет, он сделал невероятные вещи, даже выпустила четыре тома поэтической антологии 800 до 900 страниц каждый, где вместе всех поэтов — живых, мертвых, советских, эмигрантских…
— Вероятно, он чувствовал свой долг перед ушедшими. Он остался последний. Последний из шестидесятников. Последний из тех, кто собирал стадионы. Последний из четверки. Рождественский, Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко. Наказание или дар, чтобы выжить все?
— Гениальнее все, что можно, из их четверки Bella. Она являла это апофеоз поэзии, зная, сложные вещи, чтобы выразить сложный язык, но вполне понятно. Не, я не прав, и Евтушенко — гениальный поэт, трибун, площадный добрый ангел, который получил в России.
— За что?
— Просто так. Для Бога нет никаких причин. Хочет и дает. На выступления Жениться, а, что забывал свои тексты, а то зал будет предложено ему в тот же ряд. «Течет река, в тумане, труда,/Бежит она, меня маня…»
— «Ах, кавалеров мне вполне хватает,/Но нет любви хорошей у меня…» Ну своих любимых и что?
— «Дай бог не вляпаться во власть,/не геройствовать подложно И быть богатым но не красть,/Конечно, если так возможно».
— «Дай бог, чтобы твоя страна, Тебя не пнула сапожищем,/Дай бог, чтобы ваша жена/Тебя любила даже нищим».
— Катя, — писал он, — «твоя страна, твоя жена», но я знаю, что он говорил о себе. А чьи еще песни ушли так широко в народ, что они стали считать народной? Да, он постоянно вспоминал их четыре, чаще всего Белла. Это была его боль. Мы с ней, потому что слишком были знакомы, и я заметил, что, говоря о Евтушенко, она никогда не называла его по имени, только «он». Может быть и так и не простила ему, что не может иметь детей… я думаю, что это вина Белла терзала его до конца. У него самого, потому что родились пять, пять сыновей, один умер — Петр, второй, Антон, правда, серьезное заболевание, но Саши, Жени и Димы все хорошо. Саша и Женя читали стихи отца, на похоронах, на русском и на английском языке, вступая в Брак читал, так же, как Евтушенко, не отличить. На похороны пришел и старая английская жена Йена, мать, Антон и Саша. Что, Евтушенко всегда любил красивых женщин, и много заботился. Мать Андрея Бабеля, Лида, между прочим, говорил, что слишком много флиртовала с ним, они напились шампанского и поехали кататься на автомобиле «Москвич» перевернулся, оба остались живы, ни одной царапины, это нам как-то заставило их смеяться до упаду. А дома поэту всю ночь поставил на голову лосьоны, потому что от алкоголя жутко разболелась голова, вот, не до романов. Когда я напомнил Евтушенко об этой истории, тот засмеялся: «Да, Лидочка, Лида, я помню его, конечно.» Кстати, вот вам еще одна история о любви. Незадолго до смерти, в одном из своих старых книг Джек нашел письмо, пролежавшее между страниц пятьдесят лет. Он написал, что его женщина, судя по всему, очень его любила… И он винил себя за то, что так ей и не ответил. Что положил письмо в книгу и сразу же об этом забыл. И письмо пролежало полвека… Он просит меня, что ему делать сейчас. Как просить прощения? В конце концов, женщины там уже давно нет в живых. Я сказал, что только вспомнить его остановить, и хорошо и с любовью о ней думать.
— Судя по всему, он доверяет вам.
— Он в каждом разговоре со мной сказал, что это что-то личное. Я в ответ вспоминал, как он сидел в плену на Кавказе, расстроился, что всю жизнь не говорит о том, что… И должно о любви. Между прочим, Евтушенко очень понравилась моя фраза: «Любви и денег всегда не хватает». Что касается денег, то один раз с Женей произошло интересное приключение. Он вместе с Андреем Битовым и главный редактор одного из толстых литературных журналов, названия которых я и не вспомню, мы отправились в Южную Корею. Их пригласили выступить в местном университете, но в то же время, на которое назначен концерт, мэр Сеула призвал их пошататься города со всеми его. И оба наших героя, кроме Евтушенко, на прогулку в ночные клубы согласились — кто нуждается в российской песни, которые здесь все равно никто не понимает, сказали они, особенно если они могут быть разделены на чужой счет? Евтушенко прогулки отказался, и один держал весь зал. Его, однако, восторженно. По окончании же устроители пришли и дали награду, якобы, господин Евтушенко, мы готовы разделить эту сумму на все динамики, но так как вы были один, а затем все это ваши деньги. Все 15 тысяч долларов. Ни много, ни мало. В то время это была сумасшедшая сумма! Лететь обратно все втроем в самолете, на тех голова болит от ночных излишеств, а Евтушенко бодр и весел, но не удержался, рассказал, что произошло.
— Так раздавал деньги?
— На мой взгляд, нет. В конце концов, это Джек их заработал. Все по-честному. Хотя он признал, что им, зря, конечно. Главный редактор журнала, и солдат фронтовик, для кого-то это откровение, не выдержал, а вот Биты на всю жизнь обидел. Так что иногда, если хочешь сохранить дружбу, лучше смолчать. Вообще мы часто спорили с Женей о том, что это правда. Приносит ли она хорошо? Стоит ли говорить ей, несмотря на все это, или, может быть, ложь во спасение иногда лучше? В конце концов, можно сказать графоману, что он талантливый, и человек еще много лет, чтобы выжить с осознанием своей уникальности и умереть счастливым. Или бросить в лицо все, что думаете, и убить. Вот и выбирайте. И Женя согласился со мной. Да, иногда правильнее промолчать. Любой поэт, что и обычный человек тоже, в старости становится или простить, или ворчливым, едкий и злой. Я знаю, что, вступая в Брак, предпочитают, во-первых, он простил все простить, даже бродского за его предательство и грубость.
— Евтушенко сожалел о том, что в отличие от бродского, он не стал нобелевским лауреатом?
— Может быть. Потому что это несправедливо. Лучше всего об этом сказала Анна Ахматова, когда Бродский улетал в Нью-Йорке: «Все, теперь я Иосифа не беспокоит. Он ушел в хорошие руки». Все понимают, что она имела в виду своих новых покровителей. Но Евтушенко был другой. Поэтому, когда мне предлагают сравнить — Бродский или Евтушенко, на уровне таланта, их трудно поставить в непосредственной близости от. Джек был большой. Бродский — хороший, очень талантливый поэт, который в нужный момент поддержали. Женщине было обидно, конечно, потому что Иосифа состава на работу, из-за него еще в Союзе ходил по судам, чтобы освободили из тюрьмы. А тот, в знак благодарности, на всех углах в Нью-Йорке заявил тогда, что Евтушенко — агент КГБ.
— Может быть, Бродский и я в это верил?
— Понимаете, Евтушенко любили миллионы, в то время как бродского превозносила только небольшая часть интеллигенции. Евтушенко гениальный поэт и беззащитный в своей гениальности, кстати, я так и назвал одно из своих эссе о нем. Беспомощное, потому что каждый жлоб, мог бы в лицо, обозвать его дерьмом, а Женя просто не знал, как на это ответить.
— В общем, спортивный литературную тусовку, вероятно, еще клоака?
— Люди встречались разные. Довлатов, например, был злой человек, злопамятный. Один раз мы уличили его в плагиате. Для одного американского издания, он переводил, точнее, полностью переписывал статью о джазе, знаменитого русского музыковеда Юрия Дмитриева. И сообщила об этой публикации вами. А я выпустила в это время газета «Литературный вестник», но мне неудобно было раскрыть Довлатова самим собой, и таким образом, мы пришли к некоторым старуху эмигрантку по фамилии Кульчицкая-Райс, что это она, обнаружил, что статьи ворованные. Напечатать ее открытое письмо. Опозоренный Довлатов пообещал найти и поймать свою обидчицу. В следующем номере мы писали, что это и произошло… Перо, выпавшее из слабеющих рук первой Кульчицкой-Райс, но его сразу же взяла еще один Кульчицкая-Райс, сестрой покойного, и… продолжил воздействия Довлатова. Каждый, кто был в курсе этой мистификации, ужасно смешно, конечно. Довлатов же, ужасно разозлился. И еще тогда он писал о мне не хорошо, я бы издевательство и над другими, но свой выдуманный образ берегу. На Василия Аксенова тоже ужасно разозлился, когда писал, что он «эмигрантский бытоописатель».
— Высокие отношения!
— Как-то мы уже упоминали имя того же Довлатова, появился Бродский, они, ленинградцы, всегда держались вместе, такая питерская мафия. Сели за стол, Бродский, все перебивая, грассировал: «Ну шо мы все о литературе и литературе? Давайте лучше выпьем!» Такая у него была игра. А Довлатов изображал зло, мальчик, стиль, в котором все они поддерживали его, не понимая, что он такой и есть, и это не образ, а суть. Он постоянно был в подавленном состоянии, сказал, что ему надоело есть куриные попы — субпродукты, самый дешевый в американских супермаркетах. Остановка у бродского, Довлатов установить выражением читать ту же песню, а когда мы пошли в кухню, сразу же заявил: «не могу стоять его стихи, как занудные». Вот и вся здешняя литературная среда — в глаза одно, а глаза другое. Зависть, лесть.
— И это после того, Рождественского, Ахмадулиной, вознесенского…, Чтобы попасть в зазеркалье. Как мог Евтушенко вписаться в этот мир?
— Он и не вписывается. Он всегда был одинок среди них.
— В прошлом году мы с большим успехом шел сериал по роману Василия Аксенова о поэтах-шестидесятниках, а прототип-Евгений Евтушенко, которого сыграл Филипп Янковский, якобы из-за страха власти, не пошел к Пастернаку, когда того травили за «Доктора Живаго», и не выстрелил в него, Ахмадулину.
— Может быть, в остальном это хороший фильм, я его не смотрел, может, создатели сериала что-то сами домыслили, но для Евтушенко это был шок. «Миша, как вы можете так! Я же первый ехал, а Борису Леонидовичу!» Для него было очень неприятно и больно видеть, о себе настолько откровенную ложь.
— Может, это не сценаристы? Может, Аксенов это придумал?
— Я знаю, что отношения между Женей и Василием Павловичем был довольно непростые. Когда умирала мать Аксенова — Евгения Гинзбург, она соединила их руки над собой и сказала, что, несмотря ни на что, быть вместе и остаться друзьями. Я не знаю, что между ними и когда проскочило, что их рассорило, что-то очень личное… Боб вообще был довольно простой человек, но хороший.
— И в конце концов, Евтушенко завещал похоронить себя только вместе с могилой Пастернака.
— Джек очень хотел лежать в Переделкине, но уже в России, оказалось, что кладбище перенасыщено и для нового захоронения необходимо распоряжение с самого верха. И вдруг оказалось, что мало земли, и только на метр от Бориса Леонидовича. Это именно то, о чем он мечтал Жениться.
— Он знал, что умирает?
— Несколько лет назад ему была ампутирована правая нога. Джек лежал на операционном столе и попросил Машу набора мне: «Миша, я боюсь», — признался он. Чтобы его успокоить, я приоткрыл то один секрет, — смерти не интересно, когда ее не боятся, что ей скучно, и она уходит. Она берет только тех, кто его боится. «Успокойся, Женя, и она от вас уходить». Так и случилось. В это время, смерть его не коснулась.
— И то, что 1. апреля 2017 года.- это все-таки далеко?
— Значит, это уже судьба. За час до его ухода в вечность, мы снова говорили по телефону. Маша встроенный hands-free функции. Джек уже лежал в кислородной маске, и только слушал. На прощание я сказал ему, что то, что происходит сейчас с ним, — это не конец, это только начало. И я думаю, он меня понял.