Пьeсa былa мeждунaрoднaя кoмaндa: вмeстe с Дмитриeм Бeртмaнoм рaбoтaли мaэстрo Влaдимир Фeдoсeeв, xудoжник Энe-Лииз Сeмпeр из Эстoнии, xудoжник пo свeту Тoмaс Xaзe из СШA вмeстe с рoссиянинoм Дeнисoм Eнюкoвым. A вoт xoрмeйстeр и xoрeoгрaф — из пoстoяннoй кoмaнды Бeртмaнa: Eвгeний Ильин и Эдвaльд Смирнoв. Xoр и xoрeoгрaфия в этoм тeaтрe — пoнятия oднoкoрeнныe, в сaмoм дeлe: xoристы здeсь eщe выпoлняeт eщe и функцию бaлeтa. И тoлькo в этoм спeктaклe тeмa пoлучилa дoстoйнoe рaзвитиe: тaнцы-мимичeскaя группа, во главе с профессиональной балериной Ксенией Лисянской состоит из четырех певчих и одного кондуктора. Но поверить в это совершенно невозможно: художники работают, как абсолютно профессиональный танцевальный ансамбль.
Когда в оркестровой яме появился Владимир Иванович Федосеев, зал разразился овацией и приветственными криками. Конечно, менталитет этого проводника — одного из немногих истинных мэтров современного дирижерского искусства, очень велик. И не только для широкой общественности — для оркестра, который под несчастным, без внешних эффектов жест маэстро сыграл настоящую симфоническую композицию. Звучало все: красивая кантилена, выразительные соло, красочные тембровые комбинации, на которые Римский-Корсаков был мастер. Все это, как обычно, я Федосеева, звучало в непрерывном, безостановочном движении, отражающем идеальную драматургию этой партитуры. Голоса солистов и хора, гармонично вплетались в оркестровое звучание, в котором в федосеевской интерпретация является очень ясно и четко высветились символы музыки ХХ века. В том числе и элементы, аллюзий и пародий — на хоровые «народные» сцены Мусоргского, что и самого Римского-Корсакова, на многозначительные речитативы «серьезные» российской оперы. И этот музыкальный модерн замечательно, зарифмовался с происходящим на сцене. Справедливости ради, я должен отметить и работу дирижера Валерия Кирьянова, который также провел свои спектакли на очень высоком уровне.
фото: Наталия Губернаторова
Каждая роль в спектакле выстроена «от и до» — подробно, подробно, точно соответствует жанру комической оперы. «Золотой петушок» Бертмана — это смешное зрелище. Даже сыновья Додона здесь не умирают в буквальном смысле, хотя с точки зрения морали, конечно, они были мертвы. Но это не означает, что в опере игнорированы те «страшненькие» моменты, которые, безусловно, должны присутствовать в истории. И они там, так же, как и в «Садко», где Бертман подчеркивает инфернальность волшебных персонажей. Вот и здесь троица — Звездочет, Шемаханская царица и Золотой петушок — неживые, лживые, жутковатые. Они не люди, и даже птицы — они симуклякры, несущей соблазн, обман и смерть. И когда в финале Звездочет произносит свою знаменитую фразу либретто Бельского (в стандартном источнике, а. с. Пушкина, она нет) «только я только, что королева здесь живут люди» им не верю. И Бертман им тоже не доверяет, потому что спектакль у него заканчивается вовсе не это выражение, а выполнение…
Стоп. Пойдем по порядку.
Алексей Тихомиров в роли Додона — наивный добряк. Очень мило. Очаровательный. Смешно — в умеренных количествах. И прекрасно поющий. Ну что, подустал он от шапки Мономаха, который в версии Энне-Лиз Семпер превратился в стандартный деловой костюм президента и кучу винтажных телефонов в королевском рабочем столе. Символ власти, может быть, что угодно. А вот власть как раз Додону не в кайф. Ему бы спать, как Обломову. Вот родился бы Обломов царем? Ему мог съесть. Пообщаться с ослом. В либретто Бельского попка — это попугай. В спектакле — это, извините, задницу, ключницы Амелфы, партии, которая, как всегда, блестяще исполняет Ксения Вязникова, принявшая образ партийной дамы образца 60 х годов. Да, это так, рискованный шаг. Но это очень смешно. Есть там и еще несколько эпатажных эпизодов. Один показался даже «слишком» — это когда наряженные в стандартные чиновничьи костюмы «пушкари» на слова «здесь, вероятно, заряжайте фитили!», готов приспускают штаны и с «заряженными фитилями» радостно бросаются за кулисы. С другой стороны, учитывая, что спектакль был презентован в Германии, это можно понять: там, не снимая штанов, что не может.
Живут-поживают в Додоновом царстве, не шалят, никого не трогают король с двумя сыночками-бездельниками (их роли замечательно играют Дмитрий Хромов, в другом составе, Виталий Фомин и Дмитрий Янковский) и всегда пьян, но, по крайней мере, что-то соображающим «силовиком» Полканом (отличная работа Дмитрия Скорикова). Парятся себе в ванне, не очень парятся о благополучии страны, хотя и немного волновался внешними врагами. Пока не появляется Звездочет со своим вариантом «троянский конь». Иван Волков исполняет партию Звездочета с необходимыми виртуозностью, изяществом и качеством верхнего си. Участник Золотого петушка, который, как правило, выполняет женский голос, поет здесь контратенор Кирилл Новохатько. Отлично поет. Но еще важнее тот, пластический и визуальный образ, который создает художник. Его костюм — произведение искусства: он действительно золотой, в том числе длиннющие ресницы, которые делают злое, жестокое лицо, периодически искажающееся гримасами, непреодолимой. Тем не менее, Додон и его респонденты видят совершенно другого петушка — настоящее, живое, очаровательное. Его очень органично игра петух Шарж от Московского зоопарка. И хотя в финале спектакля, когда мы видим пустую клетку и Амелфу, с аппетитом поглощающую курицу, становится как-то не по себе — можете быть спокойны: ни один петух в процессе выпуска и проката спектакля не пострадал.
Ключевой способ исполнения — Шемаханская царица. Здесь появляется этого вавилонской блудницей — хорошо, эротичная, соблазнительная, коварная, циничная, и даже отличные вокальные техники, и красивые цвета, которая имеет Лидия Светозарова. Три стихи свои первые арии, она выполняется на трех языках: французском, немецком и английском языке. И, хотя она всячески подчеркивает свою связь с Востоком, нужно быть очень глупым, чтобы не понять: в парадигме решений, выступления — это чистой воды Запад со всеми его атрибутами нездорового и заманчивые безобразиями. Именно в рамках этих «безобразий» на месте происшествия работают накачанные красавцы мальчики (Артем Давыдов и Богдан Мотрук), которые могут дорого гей-стриптиз-клуб. Хотя на самом деле и один и другой работают на ниве высокого оперного искусства: один поет в хоре, а другой дирижер.
В целом, следует отметить, что главная особенность этой постановки — полная непредсказуемость, что очень нетипично для режиссерской оперы. Как правило, считываешь прием, принес в первых сценах, и вы поймете, что двигаться дальше. Но Бертман плохо поддается такой простой считыванию. Он готовит зрителям сюрпризы, которые не цель: все они работают в конечном счете месседж.
В последнем действии, измученный ожиданием народ встречает вернувшихся из загранкомандировки, и в том смысле, что из военного марша, родственников, во главе с Додоном и молодой женщиной. А родственники тащат все, что могли взять от сытой-за рубежа: головки сыра, хамон, заморские алкогольные напитки, дубленки — то, что раньше — до начала либерализации и капитализации нашего общества, — казалось, безоговорочно, означает рай.
На Шемаханскую царицу напяливают безвкусный золотой кокошник. Финал известен. Додон становится жертвой петушка — правда, не золото, а запеченные. Самого, который «пошел по улице пешком». Народ пел хор плач по царю: «Царь рад, царь, жизнерадостный, вечно незабвенный король…», Как бы должно быть смешно? А почему такая печальная и красивая музыка в этом хоре у Римского-Корсакова? Что-то здесь не так… Потом пришла вражья тройка со своим сомнительным заявление, что только они и были живыми лицами, а во-вторых — пустота. И… конец? Не тут-то было: в последние звуками царь Додон появляется на портале спинки живехонек-здоровехонек. Да, как появляется — очень опасно и многообещающе: говорят, мы, Европа, еще спросить пороха! Зажжем, так сказать, фитили!
Российская аудитория взял его финал с энтузиазмом. И здесь я задаюсь вопросом: а как реагируют на него в Германии?