В день рождения Ильи Глазунова зрители увидят неизвестного мастера

«Xристoс изгoняeт тoргoвцeв из xрaмa».

…Для эксклюзивныe туры мeня встрeчaeт вдoвa Ильи Сeргeeвичa, дирeктoр гaлeрeи Инeссa oрлoв с.. Срaзу жe прoxoдим в прoстoрный зaл нa пeрвoм этaжe, в кoтoрoм рaнee былa рaзвeскa циклa «Пoлe Куликoвo». Тeпeрь битвa снятa, a вмeстo нee зaвeршeн мoнтaж нeмнoгo кaртин мaстeрoв.

— Скaжитe, для читaтeлeй, — нaчинaeтся Инeссa Дмитриeвнa, — чтo нa дeнь рoждeния Глaзунoвa, 10. июня, вxoд в гaлeрeю (и в кoтoрый рядoм Музeй пoмeстья) — бeсплaтнo. Тoгдa сoстoится и oткрытиe выстaвки. Дeнь oтъeздa — 9. июля — приxoдится нa пoнeдeльник, этo выxoднoй, тaк чтo свoбoднoe пoсeщeниe приступaть к 8. июля, в вoскрeсeньe.

Нa скaмeйкax лeжaт в святaя святыx: пeрвыe aльбoмы, блoкнoты с кaрaндaшными нaбрoскaми мaстeрa. Нa урoвнe идeи, эскизы. Exaл, скaжeм, в мaшинe из Рoстoвa в Ярoслaвль, пoймaл нaстрoeниe, кaкую-тo игру крaсoк прирoды пoслe дoждя, зa гoризoнт, длинныe (этo oднa сeкундa) — и срaзу жe фиксируeтся: вoт тeмнoe облако, как птица, на фоне белых облаков. Кроме того, он делал это постоянно, где бы он был в российской ли глубинке, в Италии, в родном Питере… Эти альбомы никто никогда не видел, не держал в руках. Это «кухня», не для посторонних глаз. Но теперь их поставить в салоне, чтобы люди как-то в контакте творческого процесса.

— Инесса Дмитриевна, помните, в последнем интервью, только месяц-полтора до смерти, Илия S. воодушевленно говорил о новой для себя большое дело — хотел написать большой холст, посвященный Первой мировой войне…

— Увы, — отвечает г-жа орлов с., — не было времени. Давно эту тему вынашивал. Это же крушение трех империй. Мистерия! Очень сложными. Теперь, чтобы показать вам небольшой рисунок карандашом в блокноте.

— Ну да, вот угадывается в центре изображение Ники с крыльями…

— Теперь мы не можем для него домысливать, что Владимир Семенович имел в виду. Ждал этой работы. Думал о ней, разрабатывал. Уже заказали большие полотна. Натянули. Загрунтовали даже. Все было почти. Но…

…Глазунов очень позитивный человек. Это в человеке или есть, или нет. Мог бы в разговоре на кого-то или что-то критиковать, и жестко, но по-прежнему думает, что его никогда не был разрушительным. Не мельчил, не искал блох, но всем сердцем, полнокровно любил этот мир. Какой бы ни была кривой и кровавой дороге человечества, она в своем видении мира — и далее приведет к храму. И вот сейчас я часто вижу в зале этих работ в последние несколько лет — там иногда и сложные темы (и арестован, потому что уже Николай Второй на фоне красного заката, и Христос, изгоняющий торговцев из храма), но еще в целом — ощущение света. Победа добра в любом случае. Простор, много воздуха; ты не выйдешь отсюда с мыслью, что «все плохо, все умрут», — этого нет ни на секунду.

И здесь же — с болезнью. Он мог предчувствовать их заботу. Но ни один намек виду, я не знаю, на людях. Последний разговор с ним по телефону — это достаточно большой заряд энергии: работа, работа, работа! Я хочу это, я хочу это… И это отвечает за память и останется. Вот что главное в этой выставке: идете в хорошее настроение, захочется жить, работать. Он вас, как то, что будет зажигать — независимо от того, разделите его чисто художественные группы или нет.

«Невский накануне революции».

***

В номера делают во-первых на картину Глазунова (где среди его фотографии), а затем стойки Ильи Сергеевича — ну какая мастерская без рамки для фотографий!

— А вы знаете, что он и на раз взял стойки? — говорит Инесса орлов с.. — Конечно, не фиксированная, но тем не менее. Я помню поездки на Валдай — так они ехали на двух машинах. В один поставить мольберт, краски, палитра, все принадлежности. А в другой мы…

— Этюдником не пользовался?

— Нет, никогда. И здесь поставить мольберт, на нем холст. Пишет довольно быстро — в то время как свет. И, конечно, в одиночестве. В уединение. Без зрителей. Только я и никого больше. Очень любил писать на месте. Но, это этюд. Который так и остался в качестве этюда. А затем на отдельном рисунке (больше размеров) тот же сюжет, он написал в своей мастерской.

Так, например, с картиной «Валдайский пейзаж». В Иверский монастырь на Валдае Илью Глазунова принесли эвакуации из блокадного Ленинграда. Дядя помог, который служил главным патологоанатомом Северо-Западного фронта. А в монастыре во время войны он был помещен в больницу. И в нем Глазунов — слаб, слаб в тот момент — подлечился, набирался сил. Потом немного окреп, и его перевезли в Новгородскую область…

Прошло время, и уже в 2009 году. художник снова отправился на Валдай, чтобы вспомнить все это время, переосмыслить, отдать кармический долг. И написал пейзаж. Даже два: один от природы (этюд) — холодная растительность, свинцовые облака, все, что есть на самом деле. Другие же — в качестве законченного изображения. С пестрой переливающимся разнотравьем, игру солнца, золотых крестов, одинокой фигуркой монаха на расстоянии. Этюд — это факт, рисунок этюда — уже искусство.

Вы сразу же заметить: очень скромные рамки, часто только черные, для максимальной концентрации на рисунке; в том же подписи на холстах — «Илья Глазунов» — очень небрежные, смазанные, плохо заметным. Художник не сделал от вашего имени какой-то фетиш.

— Иногда не подписал работы, — говорит Инесса орлов с., — здесь мы взяли, скажем, из Третьяковской галереи «Русская Венера», так это — один из наиболее известных — не подписан.

— А как он вообще работал — фазы разбивал?

— Владимир С. написал несколько картин. Три-четыре, а может и больше. Никогда не писал какую-то одну и только одну. Работы стояли в мастерской, он бы пришел на одном рисунке, наносил несколько ударов, то он может перейти на другой. В процессе может какая-то фотография временно отложить, вернуться к нему через месяц…

Директор галереи показывает эскиз в альбомчике — будущая серьезная картина об изгнании Христом торговцев из храма:

— Это вы заметили, что на холсте Глазунов реализовал ее в другом размере — горизонтально, вертикально? Для него Христос, православие — это не «подставление щеки». Здесь Христос побеждает побои, как мы знаем из священного Писания. В данный момент в храме Соломона, как раз и рассматривается. Картина оставляет впечатление немного незаконченной, но на самом деле завершена: по мнению Глазунова, «картина закончена, когда художник выразил все то, что я хотел».

Уникальный проект на нереализованной мистерии, посвященные Первой мировой войне.

— А в центре его женщина, с совершенно равнодушным лицом, глядя прямо на зрителей…

— Да, и в этой холодности много символики. А здесь очень интересная линия горизонта, — говорит главный хранитель Полина Шабанова. — Художник заставляет нас смотреть на образ Христа, который оказывается как бы над нами. Не на уровне нас. Так любой картины Глазунова — это разговор со зрителем, холст общаться, и невольно думаешь: beach Христа имеет целью только ли на этих людей? Или?.. Художник носит в наше время евангельской истории, что делает их более понятными.

***

…Но мы идем дальше — от картины к картине. Пейзаж «Кижи». Блок и Незнакомка. Невский проспект накануне революции. Ночной океан. Старая Вологда. Историческая картина «Быть в состоянии войны и гладу» (голода), написанная на холсте, а на борту…

Глазунов не любил слова, чтобы объяснить свои полотна. Он мог говорить об историческом контексте, о глобальных катастрофах, войнах, о этических проблемах человечества в целом, но не о рисунке. Все, что я хотел сказать — уже сказано кисти.

«Вологда».

— Инесса Дмитриевна, а вы слышали от него когда-нибудь: «Вот, у меня не работает этот рассказ»?

— Нет. Если что-то не получается, он просто не начал писать. Он говорил: «Я сажусь на изображение только тогда, когда мысленно ей видеть, что он закончил».

— Это очень редкий дар, — подключается к разговору Полина Шабанова, — не как «мук творчества»…

— У него — нет, — подтвердил г-жа орлов с.. — Все, муки — ДО, во время длительного периода вынашивания цели. Здесь вы видели эти маленькие альбомчики — да, там мог искать, прикидывать. Только в нем понятным языком. Но, к холсту подошел абсолютно готовы быть заполнены.

— Даже у нас в фондах, ни в его мастерской, нет ни одной работы, которая была бы только отставлена, — говорят, не обернулся, не завершена, — говорит главный хранитель. — Это на каждом полотне сразу выпустить всю энергию, ясно воплощенные замыслы. Я знал, что хотел.

Директор галереи Глазунова Инесса орлов. показывает альбомы с набросками и эскизами.

— И поэтому он не был нелюбимым работ?

— Нет. Каждый холст соответствует какой-либо его состояние. И это состояние не искусственно — это прошло, это дорого для него. Хотя бы вызревать долго. Полотно «Раскулачивание» он замышлял еще студентом, я хотел уже писать, но друг сказал ему: «То, что «Раскулачивание»? Вам сразу же поставить для это». Запретная тема! Наконец он закончил картину, только в 2010-м.

Подходим ближе портрет Николая Второго (под названием «Перед отречением»).

— Вот почему он так много работ, посвященных теме революции? — задает вопрос Инесса орлов с.. — да Потому, что он родился в 1930 году, — все приходят люди, которые жили тогда, люди еще XIX века, из России, из культуры, из окружения. Для Глазунова все это, конечно, в отличие от нас…

«Перед отречением».

— Ну да, для нас это история, впечатления от книг, фильмов, а для него — живая, естественная жизнь.

— Конечно. Почему он и жил эти фотографии: недалеко время, это было все.

…И стал тот самый интересный дуализм, слитый вместе в одном человеке: Глазунов родился в санкт. Петербурге (Ленинграде), до 1957 года., в нем жил. И все родственники оттуда, и 200 лет назад жили его предки. И окружают его в начале были люди, которые были из России. Так Россия очень глубоко в него вошел. И только потом возникла Москва — совсем другая история…

— А что Петербург? — продолжает Инесса орлов с.. — Это не Москва: Петербург — имперский город…

— Москва — она всегда была немного сама по себе, в изоляции.

— Конечно, а Питер — столица империи. Это трудно теперь почувствовать. И Глазунов сказал даже, что, если он не родился в санкт. Петербурге, не выжил бы блокады, то был бы совершенно другой человек. Только другим. «Как бы я был без Питера? Только интеллигентным мальчиком». Ну он и видит революцию как трагедию. Смотришь на его Николая, и на ум приходят строки Николая Гумилева:

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Мы четвертый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

Но не нужно еда мира

В страшной и свет часы

Потому что это слово Божие

Лучше хлеба питает нас.

«На дороге»: образ, который, по рассказам Ильи Сергеевича, очень понравилась Владимиру Путину.

— Эта Россия его, в хорошем смысле, преследует…

— Он просто жил в ней. Он не мог чувствовать себя иначе. Поэтому и возник этот Николай, возникла иллюстрации к Достоевскому. А как возникла? Ему только 26 лет, был молодой человек, еще студент! Это кто еще так чувствовал?.. Эти четверть Века жили в нем. Он там гулял, и в мыслях, и наяву. Для него все это не мода, не придумка, не «история»: это его органика. Это он сам.

— А затем переехал в Москву, но и возможности для себя «решить», художественный понять…

— Не только художественный. Он ее пытался защищать — это защищать старую Москву в 1960-е годы. И Зарядье эти годы, и церковь Симеона Столпника на Новом Арбате (где венчались Параша Жемчугова и граф Шереметев). Когда прорубалась новоарбатская «вставная челюсть», эту одинокую церковь хотели снести. И Глазунов рассказывал, как старичок реставратор просто залез в ковш экскаватора и не вылезал, пока не издан приказ о создании памятников под охраной государства. И я Илия S. бегать в данный момент с письмом по судам, чтобы отменить ее снос. Так что эта церковь осталась, и благодаря ему тоже.

…После чего Глазунов и сказал: «Москва сделала меня русским». Вот отсюда и дуализм, о котором говорилось выше. Петербург был империи, европейская столица, петровским городом. Пока же в Москве, Глазунов стал ездить в Ростов, Ярославль, Боровск на другой язык, напитался допетровской Россией. Так и пошел в его работах: или питерские, классицистские, античные темы, или Москва — читай, Старой Руси. Разные ключи для разных ментальным пластам.

Один из эскизов будущей картины.

***

В завершении импровизированной экскурсии пришли к холст «на дороге» в 2014 году. Дело в том, что открытие Музея поместья пришел Владимир Путин. И эта картина стояла отдельно на мольберте. По рассказу Ильи Глазунова, картина эта очень понравилась Путину. Стоял возле нее, считается… На холсте — темная фигура в ночи. Звездное небо. Ушедший в себя человек, о чем-то думающий. Греющийся у костра. Сильным пламенем сильным, как и душа. И убегает от него, едва заметная в темноте дорога. Длинный. Витиеватая. Но приводит, белый храм…

…Владимир С. очень много времени. Он создал Академию. Создал Галерею. Пробил и построил Музей поместья. Я уж молчу о относительно художественном вкладе. О знаменитых ряды вокруг Зала. Он был так устроен: сделал. И не замыкал историю исключительно на свое имя. Но дал (и до сих пор дает — через своего сына Ивана, который в Академию) предложение молодых талантов; дает им школу, опоры, чувство локтя.

— Лейтмотивом жизни Ильи Глазунова-вера в Россию, — завершает Инесса орлов с., — и это несмотря ни на что. Он написал, что фото 60 лет, так много пережил, но все еще не верил. Посмотрите, какие яркие, исполненные веры полотна создавались в финале жизни! Они все здесь, на этой выставке.

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Этот стих из Евангелия он взял эпиграфом к своей книге «Россия распятая». Минули войны, революции, трагедии, репрессии. Но после распятием всегда следует воскресение.