Динaрa Aлиeвa
Я нe знaю, ктo этo, нo мнe жaнр кoнцeртнoгo испoлнeния (oсoбeннo, eсли в aкустикe БЗК), инoгдa ближe, чeм рoскoшный визуaльный прaздник нeскoлькo другoй oпeры: в aскeтизмe кoнцeртнoй сцeны пeвцы стaнoвятся тoнкими aртистoв псиxoлoгичeскoгo жaнрa, здeсь кaждый сeмaнтичeский aкцeнт, кaждый пoвoрoт гoлoвы, пoлуэмoция — на вес золота, и в «Ласточке» эта внутренняя свобода легко существовать внутри оперы, понимание своих подтекстов, способность одной актерской семьи, — проявляется отлично. «Ласточка» была именно играл, а не спета, и способ перехода в финале Магды-Алиевой со своим потусторонним «стоном ласточка» четко врезается в память…
Пуччини в свое время «Ласточкой» изрядно помучился. На самом деле, как до премьеры, так и после. Еще в 1913-м некоторые комическую оперу ему приказал Carltheater в Вене; композитор, шлифовальные и характер своих персонажей и их мотивации, работал два года. Понятно, что на немецком либретто Альфреда Вильнера и Гейнца Рейхерта (в переводе на итальянский Джузеппе Адами) было особенно не разгуляться — потому что действия как такового не существует, есть словесный поединок-перепалки: все начинается в Париже, в элегантном лаундже известной куртизанки Магды-де-Сиври (Динара Алиева); поэт Прунье (Андреа Джованнини, тенор) забрасывает тему — «а в Париже последняя мода — на сентиментальную любовь…».
На сцене БЗК, тем временем, расположился Русский национальный оркестр, пульт дистанционного управления, — молодой дирижер Янис Лиепиньш (служит в Латвийской национальной опере). То размеренное, жажда музыку с пронзительными и обязанности духовыми соло, с неожиданными переходами в вальс, танго, что-то напоминает чтение детектива, ни финал, который по-прежнему не ясно, ни — даже для самих героев — их окончательный моральных характеристик (любовь не знает морали)… И это историческое объяснение, потому что это конец оперы переписывалась самим Пуччини раз: скажем, в одной из версий, он хотел оставить Магду в полном одиночестве. Но нет, в нашем случае, бросать любимого Ruggiero (Винченцо Костанцо, тенор), Магда возвращается к простившему ее банкира Рамбальдо…
Пуччини страдала и с голосами (уже после показа в Монте-Карло): тот же поэт Прунье имеет тенора превратился в баритон, а затем обратно в тенора; и вот эта — «живая кухня», это чувство постоянной творческой неудовлетворенности, как бы отражает в берлинско-московской премьере фильма в том смысле, что на сцене все проистекало очень естественно, без лишнего флера «оперности», классичности. И никаких дешевых эффектов. Прав был Альфред Брюно, сказавший, что «лирика и реализм — вот два двигателя, постоянно используют композитор, извлекающим из этих, якобы противоречивых элементов, эффекты красивом власти и влияния».
Постановка мало того, что удаляет оркестровой начинке приоритет роль, так еще и очень вкусна визуально — потому что партии главных солистов чередуются с ариями солистов хора (был приглашен в большой коллектив «Мастера хорового пения»), — здесь важно выдержать столь сложный материал интонационно, и хором с этим справился на твердую пятерку, не теряет — я повторяю — в общей сложности импровизации атмосферы… Вообще «Ласточка» была изначально создана в 2015-м Динару Алиеву, и одно ее появление в проекте, как я думаю, спасены оперу-оперетту полукомедию-полудраму из возможных чрезмерной сентиментальности, бесцветности и бесхарактерности: каждый персонаж, каждое действие приобрела вес и значение, это действительно так, произошло — успех или провал «Ласточка» чрезвычайно зависимы от силы артистического ансамбля. Не угадаешь — пиши пропало, не будет веры персонажей. Здесь было попадание в яблочко: и мощный в своих действиях Алиева, и внезапное (служанка, певица кабаре, возлюбленная поэта Прунье по имени Лизетта) Марина Зятькова, умеющая даже в полутонах обнаружить невероятное обаяние.
Это тот редкий случай, когда сосуществование оркестр, хор, дирижер и солист возникает, как органических: в этом, на самом деле, главное послание фестиваля OperaArt — «убеждение, что именно в музыке основная сила воздействия опера-шедевры». Это непередаваемое чувство, когда дирижер ловит взгляд того же Андреа Джованнини, первая скрипка сразу же сбавляют темп, Андреа (Прунье), опираясь на «спине» дирижерского помоста спорить с Лизеттой, сразу интригуя Магду, и, глядя, как через них, и это постоянная игра между строк» отражение в музыке — места, определенные, даже и программной, иллюстративной, а места, уносящейся по воли фантазии. Кроме того, что «Ласточка» постоянно соединяет прошлое с будущим, по крайней мере, воспоминания Магды о ресторане-сорт Бюлье, где шампанское лилось рекой…
Это невероятно, как действие опирается на психологическую игру, потому что первые два акта до пауза это просто салон в доме Магды, а затем ресторан, полно народу (то есть. хористами — «художникам, студентам и просто пьют»). Второе отделение — уже Лазурный берег во Франции несколько месяцев спустя. Все очень схематично, даже местами нелогично, и вытащить эту интригу прихоти Магды молодым провинциалом Руджеро, то их избежать можно только через жгучую естественность Алиевой, придающей картинку надежность: да, она-Магда так мог поступить, что, такой акт является в нее-Магды природе. Щемящий финал (прощание с Руджеро) скорость меняется жанр повествования с легковесно-комедийного до трагического, и сильнее, ударяет в зрительный зал, когда каждый из персонажей остается со своей правдой и своей болью.
Отрадно, что фестиваль убивает двух зайцев одним выстрелом — знакомит московскую публику с новыми актуальными западных работах, и привозит в столицу молодых звезд мировой оперной сцены, и это не только «звезды-звезды», но в случае с «Ласточкой» невероятно сыгранный ансамбль, филигранно доводящий общественности тонкими значения, на сложном материале.